Знак Водолея

— Нет, не сейчас, конечно. Вечером! Вечером! — весело заголосил Стасик. — Но до вечера как-нибудь убьем время, закатимся куда-нибудь. Погода, правда, препоганейшая — метель!..

Яше смертельно не хотелось убивать время вместе со Стасиком, но не хватало силы освободиться от странной и вязкой власти этого человека, наглого в своей назойливости. На душе было мутно, болела голова.

— Ну хорошо, только пить больше не будем!

Стасик охотно и радостно замахал руками:

— Не будем, не будем! Только самую чуточку! — И повернулся к степенному официанту, несущему кофейник и булочки. — Кёльнер! Еще приборчик! Чик-чик!

День уже померк, когда они наконец выбрались из гостиницы. С Балтики дул сырой ветер, а с невидимого неба густо сыпал тяжелый снег, покрывая вагоны конки, спины извозчиков, вывески, фонари. Прохожие прятали лица в воротники, торопливо ступали по месиву, покрывающему тротуары. А ветер с каждым моментом усиливался, снегу прибывало. Это медведем валился на западную Россию снежный циклон, о приближении которого писали утренние газеты…

7

Метет люто и страшно, будто дымом заволакивая даль. Сквозь мутную вьюжную плоть тускло просвечивает что-то багровое, трепетное, как живое. А на фоне этого рдеющего пятна — черные силуэты солдат со штыками. За спиной — вагоны остановленного на полустанке курьерского поезда Москва — Петербург. Рядом прямо в ухо кричит зычно энергичный господин с большими денис-давыдовскими усами, Благонравову неизвестный:

— И вот казаки скачут по железной дороге, поскольку все прочие дороги замело, а мы стоим и ждем! Анекдот! А-нек-дот!!!

— Что такое? Занос? Занос? — сверху спустился еще один пассажир в медвежьей роскошной шубе, надетой прямо на белье.

— Так точно, сударь, занос! Россию заносит! А куда занесет — один бог знает! — лихо отвечает Денис Давыдов и, обращаясь к Благонравову, дружески берет его под руку: — Айдате ко мне в купе коньяк пить!

— Мы, собственно… — смущенно мнется Благонравов, — мы почти не знакомы…

— Да пара пустяков! Интеллигентные люди, какие еще тут знакомства! Англичане мы, что ли?

Денис Давыдов ловко поднимается в вагон, тянет оттуда руку Благонравову, помогает забраться. Оба оглядываются на пожар вдали.

— Ирокезы, а? — говорит Денис Давыдов. — Мужички-то наши, а? Христовы страдники! Имение господ Балашицких — фьють! Как не было. А вложены в это имение, по слухам, немалые деньги. Машины заведены были и плантации по-американски! А надо было рвы копать, крепостные стены возводить. Эвон княгиня Белосельская-Белозерская наняла охрану, ингушей выписала, и все спокойно у нее. Никаких ирокезов! Только добренькие поселяне вокруг…

Человек с фонарем, пробегая внизу, закричал раздраженно и тонко:

— Господа! Не выходить из вагона! Ну, что за люди, христом-богом просишь!.. Господа! Я к вам обращаюсь, ступайте же…

— Я — действительный статский советник! Как вы смеете?.. — гневно басит медвежья шуба.

— Ах, господи! Я ж именно ради вашей же безопасности… Умоляю, ваше превосходительство, ступайте себе в купе… Сударыня, вы-то хоть бы не мельтешились тута, я попрошу! Сударь!!!

В тесном коридорчике, распахивая дверь в первое купе, Денис Давыдов сказал:

— Чтобы нам не чиниться и не смущаться друг дружки, позвольте ж сразу отрекомендовать себя в ваше знакомство! Крылов Василий Михайлович. Служу на железной дороге.

— Очень приятно. Благонравов Александр Алексеевич.

— Снимайте шубу, Александр Алексеевич, присаживайтесь. Судя по выправке, офицер?

— Отставной есаул Войска донского… Ныне же, так сказать, предприниматель!

— Оно и лучше, Александр Алексеевич!

— Не спорю, Виктор Михайлович, не спорю…

— Василий я, Василий!

— Ах, простите, оговорился… Не сочтите за…

— Пустяки! Какие там счеты между русскими людьми! Помилуйте! — перебивая, замахал руками Крылов. — Именинник я завтра! Вот единственное, что имеет значение!

При ярком электрическом свете усатое лицо его потеряло свой гусарский облик, округлилось, подобрело, распахнулось, показывая простоватого, задушевного человека, любящего хорошо и сытно покушать, выпить и потолковать за чаркой с любезным и умным собеседником. Из специальной дорожной корзиночки он ловко извлекал рюмки, тарелочки, завернутые в бумагу семужку, ветчинку, икорку, маслице, свежие калачи, достал и откупорил бутылочку, все это ласково называя, ухмыляясь открыто и радостно.

Благонравов невольно ощутил теплую, дружескую приязнь к этому складному, уже довольно пожившему и повидавшему свет господину, сохранившему, тем не менее, такую теплую привязанность к житейским удовольствиям.