Знак Водолея

— Лишнее сказал? — спросил бас. — Ну, извините, господа, не сдержался! Дикси эт анимам меам альвави![1]

В тишине чей-то разудалый голос сказал весело:

— А все-таки — прогресс! Что ни говори, а не то, что было два года назад! И это уже отрадно. Маленькая, но победа!

И сразу все снова заговорили, зашумели, послышался смех.

Володя уже не слушал, что там говорят. Он догадался, что хозяйка нарочно позвала этого Ивана Ивановича, чтоб не привлекать ничьего внимания, сказать про него, Володю. И заранее радовался, что наконец встретится с собратом, на которого вполне можно будет положиться.

13

Иван Иванович Скворцов-Степанов не только принадлежал к Российской социал-демократической рабочей партии со дня ее основания, но и занимал в ней выдающееся положение. После Второго съезда он решительно стал на большевистскую платформу и поддерживал ее без колебаний. На Четвертом съезде он был делегатом. Голосовал с большевиками. Победа меньшевиков на этом съезде его не смутила. Вернувшись в Москву, он стал редактором большевистской рабочей газеты «Истина», печатал почти ежедневно свои острые, саркастические, сердитые фельетоны, собирал материалы, направляя работу редакции. В Петербурге он был проездом: ездил в Куоккалу, к Ленину. Шла подготовка к очередному съезду партии, надо было договориться по ряду вопросов, главным среди которых было: кого выбрать делегатами? Это вызывало споры. Некоторые считали: комитетчиков — как наиболее подготовленных в политическом отношении. Ленин был за то, чтобы — рабочих. Непременно местных и активных. На этом и решили стоять.

На обратном пути он задержался, чтобы организовать бесперебойное поступление материалов о работе Государственной Думы. Ленин также придавал этому большое политическое значение. Думские дебаты при правильном освещении их в газетных корреспонденциях могли помочь народу разобраться в правоте большевистского дела, раскрыть глаза на политику буржуазных и полубуржуазных партий, объяснить и указать, за кем следует идти. Поэтому думские отчеты должны были поступать вовремя и в самом полном виде.

Иван Иванович обо всем этом договорился. А так как сегодня до поезда оставалось свободное время, то он забежал к Ярыгину, клятвенно обещавшему написать серию популярных статей об искусстве, рассчитанных на рабочего читателя. Тот, конечно, ничего не написал, заохал, стал врать про занятость, показывать какие-то книги, лежащие на столе… Словом, подвел чертов либерал, будь он неладен! Пообещал через неделю прислать по почте. По лицу видно, что и через две не раскачается! Но что делать? Пришла Марина со своей сияющей улыбкой, тоже побранила мужа, пригласила за стол к блинам, к домашней рябиновке…

Рассказ хозяйки дома о неожиданном появлении беглеца Ивана Ивановича озадачил. Не сложностями, которые могли помешать делу помощи. В рабочих районах, он знал, есть такие убежища, где не то что полиция, но сам сатана со всем его воинством не отыскал бы спрятанного. Смутило, что просьба о помощи исходила от тех людей, от которых он ее никак, ну совершенно никоим образом не мог ожидать. Но тем не менее именно эта неправдоподобность и служила главным доказательством тому, что рассказанное отнюдь не полицейская провокация. Для такого рода дел полиция сочиняет, как правило, именно правдоподобные сюжеты, чтобы уж и комар носа не подточил.

Окончательно же в этом убедился Иван Иванович после первого взгляда на Володю, когда они, знакомясь и пожимая руки, поглядели друг другу в глаза. Лжеца можно иногда принять за правдивого человека, но истинно правдивого человека никогда со лжецом не перепутаешь. Поэтому, хотя Иван Иванович расспросил Володю главным образом об аресте, содержании в тюрьмах и побеге, он слушал скупой рассказ без желания поймать на противоречии. И уже был убежден, что перед ним человек честный и чистый, впрочем, политически незрелый, у которого еще нет никаких серьезных убеждений, кроме готовности всем пожертвовать за дело революции и народной свободы. Скажи ему, что надо умереть, он тут же с готовностью пожертвует жизнью, не задумываясь и не спрашивая, нужна ли эта жертва. Иван Иванович хорошо знал это светлое состояние духа. Он и сам был таким юношей в конце восьмидесятых годов.

И, слушая, мысленно складывал в уме план дальнейших действий: как выведет этого паренька, куда отвезет на извозчике, кому передаст с рук на руки. Последнее было особенно важно. Володя ему понравился, и он хотел, чтобы большевики, с которыми тот столкнется сейчас, привлекли его внимание к правоте своего дела. С другой стороны, учитывая важность поручений, которые дал ему Ленин, мог ли он сам идти на риск? Попасть сейчас в полицию — значит провалить дело… «Нет, с извозчиком, пожалуй, неладно будет. По-другому бы надо…» — рассудил он. Поэтому, когда Володя кончил говорить и умолк, Иван Иванович не спешил принять решение, а тоже молчал, перебирая в уме возможные варианты.

А за стеной продолжал бурлить бесшабашный и хмельной разговор.

Кто-то настойчиво внушал: