— Внимание! Снимаем! Све-ет! — завопил режиссер, подпрыгивая от возбуждения. — Приготовиться!..
Загудели яркие лампы, заливая светом декорацию. Исчезли раскрашенные холсты, фанерные щиты. Рельефно и ясно, как показалось Яше, видна стала фактура грубого тесаного камня. Темные пятна и полосы на заднике превратились в изображение страшного, низко нависшего над землей грозового неба. Ожили мертвенно-синие лица актеров и статистов.
— Ветер!!!
Мягко завыли вентиляторы. Заплескались, затрепетали широкие одежды и курчавые волосы париков и бород. Склонились пальмы. Тр-р-р-р-р! — вспыхнула за ними вольтова дуга, имитируя молнию.
— Хорошо! — крикнул Зекка, простирая руки. — Все готово. Начали! Пошли! Камера!!!
Нарушая медленное и торжественное шествие, босоногий Иуда подбежал к первосвященнику. Отчаянно жестикулируя, протянул ему мешок с деньгами. Первосвященник плавным и властным движением отстранил его. Брезгливо покачал головой и отвернулся. Иуда схватил его за край плаща. Тот вырвал одежду и оттолкнул просителя. Несколько священнослужителей из толпы статистов бросились на помощь, пинками и ударами отгоняя нарушителя торжественной церемонии. Толпа проследовала своим путем, оставив Иуду лежащим на ступенях.
Иуда поднялся, поднес к глазам кулаки, незаметно выжал на щеки воду из тампона, зарыдал, содрогаясь, и в отчаянии разодрал мешок, рассыпая по ступеням блестящие монеты. Поднял к небесам руки, простирая их, как бы моля о помощи. Тр-р-р-р! — осветила все вольтова дуга, превращая его на мгновение в силуэт. Затем, видимо услыша громовый ответ разгневанных небес, Иуда закачался, будто сломанный этим громом, и, с трудом переставляя ноги, зашагал прочь, раздирая одежды.
— Ниже, ниже сгибайся! Ползи-и, ползи-и! — кричал Зекка. — Еще молния!!!
И возбужденному Яше уже виделось продолжение только что отснятой сцены: к брошенным Иудиным деньгам подбираются нищие. Они жадно хватают проклятые сребреники, прячут в лохмотья, одолеваемые алчностью. Проклятье начинает действовать. Между ними возникает ссора. Одни хватают камни, другие — ножи… И вот они падают убитыми, а из костлявых, разжимающихся пальцев на каменные ступени падают монеты, оскверненные предательством… Так воображал себе Яша, совершенно забывший про землю горшечника, которую, согласно Евангелию от Матфея, первосвященники купили на эти деньги, предназначив ее на кладбище для бродяг…
Яша всегда был слаб в священном писании.
Ему даже захотелось подойти и предложить эту сценку… Вот кому только? Мордастому консультанту или прямо уса тому режиссеру? А вдруг тот раскроет объятия и воскликнет, радостно прижимая Яшу к груди: «Наконец! Вот вы-то нам и нужны, молодой человек! Вас-то мы и ждали все время! Идите к нам на работу, эй, кто там? Подать сюда кресло!»
Еще одна возможность прославиться! Но нет! Это даже для мечтания неправдоподобно… Поэтому, когда предупредительный гид вежливо спросил, не хочет ли месье пройти в другие павильоны и посмотреть съемки других лент, Яша без колебаний согласился.
Съемки тянулись скучно и медленно, хотя всюду люди бегали, суетились, как перед концом света, кричали друг на друга, повелевали и помыкали. Гид объяснил Яше, что студии Патэ выпускают ежедневно шесть новых фильмов, которые одновременно идут в пятидесяти кинозалах Парижа, разнообразя программу новыми и увлекательными зрелищами. Яша немедленно занес это в книжечку. Шесть картин в день! Подумать только! При таких темпах как же не суетиться, не прыгать, не орать благим матом?!
Из декораций снятая пленка бегом доставлялась в лаборатории, где материал проявляли и фиксировали, затем он поступал в специальный монтировочный зал, где искусные монтажницы по негативу определяли последовательность снятых кусков, чтобы потом под руководством и наблюдением заведующего монтажным отделом господина Тисье разрезать его, склеить, составить картину, вставляя где надо надписи. Отсюда материал снова возвращался в лабораторию, там с негатива печатали позитив, несли на просмотр к господину Шарлю Патэ или одному из его помощников, и картина начинала свой путь по городам, селеньям Франции и всего мира.
— Мы аккуратно следим за прибылью, которую приносит каждая картина, и делаем из этого выводы на дальнейшее. Поскольку одним из решающих факторов является новизна, мы не можем заранее диктовать, какие именно ленты, по каким сюжетам и как именно должны быть построены. Мы целиком полагаемся на фантазию и вкусы ведущих сотрудников. Однако учет прибыли позволяет нам делать выводы относительно самих сотрудников. Мы поощряем тех работников, чьи картины дают нам наибольшую прибыль, и устраняем тех, кто толкает нас к убыткам, — рассказывал администратор, ведя Яшу.
Яша не мог не согласиться, что это весьма разумный принцип.
— В искусстве иначе нельзя! — ворковал гид, прикрывая тонкими веками старческие глаза. — Ренуар есть Ренуар! И в удачах и неудачах он остается Ренуаром… Да и кто может судить, что есть удача, а что — неудача, месье!