Знак Водолея

Стендаль и Овидий писали о таких случаях. Поднатужив память, Яша восстановил в уме их советы неудачливым влюбленным, попытался следовать этим рекомендациям.

На офицерском пикнике, куда он был приглашен делать фотографии веселой компании, оказалась и Сонечка. Чтобы пробудить в ней ревность и тем возвратить былое расположение, Яша начал открыто и по неумению фатовски ухаживать за женой помощника воинского начальника, Кананыкиной, — дамой разгульной и бесшабашной, не дурой выпить. Дело закончилось поцелуями у костра чуть ли не на виду у всех. Не знал он, видела ли Сонечка эти лобзания, но теперь, по прошествии времени, Яше все вспоминался презрительный взгляд мужа Елизаветы Капитоновны. Чуть скошенный из-под рыжеватых ресниц, злой и опасный взгляд…

А что, если и Сонечка так смотрела?

Яша тихонько застонал при этой мысли.

И в эту же минуту он услышал, что кто-то сильно и размеренно стучит в дверь ателье. Яше представилось вдруг, что это, наверное, явился требовать удовлетворения оскорбленный супруг. Мысль о возможно предстоящей дуэли не только обрадовала Яшу, но привела в восторг. Дуэль показалась ему желанным и благородным исходом. Потому, выбравшись из черных штор в залитое солнцем ателье, он испытал некоторое разочарование: вместо широкого военного силуэта с лихо заломленной казачьей фуражкой за стеклянной дверью маячила фигура тонкая, длинная и растрепанная, на голове у нее был цилиндр, а смутно различимая рожа имела благодушный, нахальный и пьяный вид. Яша с облегчением подумал, что это какой-нибудь комик из театра; помня про негатив Зара-Голухницкой, быстро откинул крючок, впустил фигуру, распространяющую густой водочный запах, и торопливо попросил:

— Подождите, пожалуйста, пару минут! Я…

Но фигура удержала его, зацепив клюшкой за руку:

— Эншульдиген!..

— Что?

— Эншульдиген зи, ма-алдой челвек! — проговорил вошедший, покачиваясь и ухмыляясь беззубым ртом. — П-звольте пр-ставиться. Частный поверенный Пфердов.

— Как?

— Пфердов. От немецкого слова Пферд. Лошадь. Конь! Но не бе-сп-койтесь, я русак и телом и душой! Имею ч-честь г-ваить с Яковом Алексанч-м Рузановым?

— Да…

— Очень пр-ятно. Иван Онисимыч, — повторил вошедший, подавая лопаткой жесткую круглую ладонь.

— Я очень рад, господин Пфердов, но у меня там…

— Момент, айн момент! — перебил Пфердов, продолжая удерживать рвущегося к негативу Яшу. — Прошу извинить, Яков Альсаныч, что прихожу к вам, тас-кать, с главой, посыпанной пеплом… — Речь его становилась отчетливей, слова выговаривались яснее, взгляд стал принимать осмысленное выражение. — Прошу пр-стить, что приношу вам известие скорбное и весьма горестное!

— Горестное? — недоуменно переспросил Яша.

— Виктор Лукич! Увы!

— Виктор Лукич? — Яша даже не вспомнил сначала, о ком речь.

— Увы! Все мы смертны! — сообщил Пфердов как некую новую и поразительную истину. — И раб и царь един к-нец приемлют… Это ведь ваш дядюшка, если не забл-ждаюсь, купец Виктор Лукич Рузанов, уроженец города Тамбова, из мещан, приписанных к т-р-говому сословию? Так вот, он того, приказал долго жить!..

— Мне очень жаль, конечно… — пробормотал Яша, смутно припоминая толстое бритое лицо, воспаленное от слез, мелькавшее на похоронах отца. «Кажется, летом он приезжал к нам в Орел, пару дней провел с нами в гостинице, а мне тогда подарил фотографический аппарат, снимающий на железные пластинки. С этого фотоаппарата и началось увлечение, закончившееся в этом вот ателье…»

— Он, значит, умер?

— Ужасно, трагично!

— Мне очень жаль! — еще раз повторил Яша, беспокоясь о негативе. — Но вы извините меня, господин Пфердов.

— Вполне естественно, — перебил его Пфердов, — что вы глубоко и горестно пе-р-живаете кончину столь близкого родственника, но, дабы несколько смягчить вашу скорбь, я спешу сообщить вам, что по неоспоримой приписке к законн-му з-вещанию вы являетесь наследником части имущества покойного.

— Как? Я? — Яша совершенно оторопел. — Мы ведь так редко виделись… Я не ожидал никак… И что же это?

— Жирный кусок, Яков Алексанч! Весьма жирный ксочек. Не так велик, как мне х-телось бы… Но вот-с, извольте. Вам оставлена доля в тр-говом деле, каковая в настоящий момент по закону принадлежит вам. Она, разумеется, выражена в товарах, кои быстро можно перепродать. Не столь выгодно, Яков Альсаныч, увы, упущено время, упали цены, но все же… тыщ семь, я п-лагаю, можно хоть ч-рез неделю выручить.

— Сем тысяч! — воскликнул Яша, потрясенный такой громадной суммой.

Если б Яша умел тогда читать мысли по лицам, как он научился впоследствии, то непременно прочел бы на пьяной роже ходатая: «Маху дал! Много назвал! Надо бы пять… Эх, голова!»

— Я, конечно, беру оптимум и максимум — семь! Сюда надобно еще причислить накладные, п-нимаете, расходики, то-се, не считая и моего гонорария…

— Ну ладно, бог с ним: больше — меньше, разберемся там! — простодушно махнул рукой Яша и взял бумагу, которой Пфердов во время разговора развевал в воздухе.

Теперь Пфердов струсил.

«Ах, уплывет, улетит, ускользнет сквозь пальцы! — отразилось на его хитром, лоснящемся от пьянства лице. — Зря пожадовал, старый осел!»