Читаем Знакомство с «Божественной комедией» Данте Алигьери полностью

(Чистилище 11:79–84)

«О! – я сказал. – Не Одеризи звать?

Честь Губбьо и искусства созерцаю,

что названо в Париже «освещать»?» (081)


«Брат, – он промолвил, – уж не так сияю,

как Франка – болоньезца яркий тон.

Вся честь ему, моя теперь уж с краю. [»] (084)


(Purgatorio 11:79–84)

“Oh!” diss’ io lui, “non se' tu Oderisi,

l’onor d’Agobbio e l’onor di quell' arte

ch’alluminar chiamata è in Parisi?” (081)


“Frate,” diss’ elli, “più ridon le carte

che pennelleggia Franco Bolognese;

l’onore è tutto or suo, e mio in parte.” (084)


Чимабуе отвечает на восхваление, полученное от Данте и замечает, что всегда находится другой артист, который создаёт произведение, превосходящее всё до него созданное. Чимабуе был замечательным мастером, но Джотто (1266/67-1337) превзошёл его и в мастерстве, и в реализме, считает Чимабуе.


(Чистилище 11:94–96)

Мнил Чимабуэ: полем овладеет

он живописи; ныне Джотто чтят,

его же слава меркнет и бледнеет. (096)


(Purgatorio 11:94–96)

Credette Cimabue ne la pittura

tener lo campo, e ora ha Giotto il grido,

sì che la fama di colui è scura. (096)


Данте следует в своей мысли от живописи к поэзии, что и в области поэзии придут новые поколения поэтов и напишут произведения, которые затмят поколение Данте и самого Данте. Он приходит к заключению, что назначение искусства не в стремлении за славой и честью, но в стремлении за моральным и духовным совершенством, которое улучшит читателя и зрителя.


(Чистилище 11:100–102)

Дыханье ветра с мненьем мира схоже:

то с той, то с этой дует стороны,

и сменится, как ветер, слава тоже. (102)


(Purgatorio 11:100–102)

Non è il mondan romore altro ch’un fiato

di vento, ch’or vien quinci e or vien quindi,

e muta nome perché muta lato. (102)


Ещё один грешник из Сиены, который также принимал участие в битве при Монтеперте на стороне Фаринаты, встречается на пути пилигрима Данте – это Провенцано Сальвиани (1220–1260). Он оказался в чистилище, потому что в конце своей жизни он был вынужден просить денег, чтобы выкупить своего товарища из тюрьмы. Сам он денег не имел, и поэтому сидел на площади в Сиене и просил у прохожих. Самоуничижение просильщика стало законным основанием для отпущения грехов.

Те души, склонённые под тяжестью камней, которые они несут, имеют возможность видеть другие скульптуры, вырезанные в камне той самой дороги, по которой они влачатся. Эти скульптуры иллюстрируют сами грехи гордыни и честолюбия на примерах из Библии и классических источников.

Видение свободы

(Марко Ломбардо.)

Следующим грехом, подлежащим искоренению, является зависть.

Пилигрим Данте хочет найти итальянца на новой террасе, куда они с Вергилием попали, но узнаёт, что земная принадлежность к нации лишь временна. В загробной жизни это имеет гораздо меньшее значение чем осознание принадлежности к спасённым. В потусторонней жизни это значит меньше, потому что душа осознаёт себя со спасёнными.


(Чистилище 13:94–96)

«О брат мой, града истины избранник

любой из нас, но ты хотел узнать

о том, кто жил в Италии как странник?» (096)


(Purgatorio 13:94–96)

“O frate mio, ciascuna è cittadina

d’una vera città; ma tu vuo’ dire

che vivesse in Italia peregrina.” (096)


Природа греха зависти заключена в том, что человек желает, чтобы дурные события случились с теми, кого он не любит или кому он завидует.

На следующей террасе гневливых отмечается истинный центр как для части «Чистилище», так и для «Комедии» в целом. Конструкция произведения требует от читателя сосредоточенности, поскольку именно в этом месте «Комедии» Данте помещает свою главную мысль. Песнь 16 «Чистилища» начинается с дискуссии о свободе воли, что практически освещает многие темы, описанные выше, а также и те, которые будут обсуждаться позднее.

Марко Ломбардо, учёный, будет одним из участников дискуссии. Данте начинает дискуссию и ставит вопрос о том, почему мир находится в таком плачевном состоянии, и сам же предлагает два возможных ответа.


(Чистилище 16:58–63)

[ «]Исчезла доблесть в человечьем стане,

как ты сказал, добра совсем нет в нем,

коварство давит мир в своем капкане. (060)


Прошу, скажи мне, здесь причина в чем.

Кто на земле и в небе грех сажает?

Поняв, я расскажу другим о том». (063)


(Purgatorio 16:58–63)

Lo mondo è ben così tutto diserto

d’ogne virtute, come tu mi sone,

e di malizia gravido e coverto; (060)


Перейти на страницу:

Похожие книги

Гаргантюа и Пантагрюэль
Гаргантюа и Пантагрюэль

«Гаргантюа и Пантагрюэль» — веселая, темпераментная энциклопедия нравов европейского Ренессанса. Великий Рабле подобрал такой ключ к жизни, к народному творчеству, чтобы на страницах романа жизнь забила ключом, не иссякающим в веках, — и раскаты его гомерческого хохота его героев до сих пор слышны в мировой литературе.В романе «Гаргантюа и Пантагрюэль» чудесным образом уживаются откровенная насмешка и сложный гротеск, непристойность и глубина. "Рабле собирал мудрость в народной стихии старинных провинциальных наречий, поговорок, пословиц, школьных фарсов, из уст дураков и шутов. Но, преломляясь через это шутовство, раскрываются во всем своем величии гений века и его пророческая сила", — писал историк Мишле.Этот шедевр венчает карнавальную культуру Средневековья, проливая "обратный свет на тысячелетия развития народной смеховой культуры".Заразительный раблезианский смех оздоровил литературу и навсегда покорил широкую читательскую аудиторию. Богатейшая языковая палитра романа сохранена замечательным переводом Н.Любимова, а яркая образность нашла идеальное выражение в иллюстрациях французского художника Густава Доре.Вступительная статья А. Дживелегова, примечания С. Артамонова и С. Маркиша.

Франсуа Рабле

Европейская старинная литература