Читаем Знакомство с «Божественной комедией» Данте Алигьери полностью

e progenie scende da ciel nova.’ (072)


Пилигрим Данте имеет возможность толковать Вергилия в том же духе, чтобы самому найти смысл своего пребывания на Земле. Такая трактовка объясняет лучше, почему поэт Данте выбрал языческого поэта проводником по загробной жизни, и почему Книга 6 «Энеиды» послужила моделью для конструкции ада. Классический античный мир был необходим поэту Данте, чтобы толковать его через призму христианского учения о воплощении, распятии и воскресении, чтобы найти в этом классическом античном мире больше, чем античные поэты и артисты сами осознавали.

Эти намёки просвечивают во встречах пилигрима Данте с итальянскими поэтами до его поколения, которых он встречает в чистилище: он, как и Стаций по отношению к Вергилию, тоже получает вдохновение и просвещение от своих предшествующих собратьев-поэтов.

В Песни 23 «Чистилища» Данте встречает Форезе Донати, чья семья принадлежала чёрным Гвелфам и следовательно была враждебна семье Данте. Пилигрим Данте уже встречал одного грешника из семьи Донати в Песни 25 «Ада», его так же ждёт встреча с другим представителем семьи Донати позднее в части «Рай».

В Песни 24 «Чистилища» Данте встречает поэтов из Франции, Сицилии и северной Италии.

Поэты обсуждают стиль, и один из поэтов хвалит Данте за его любовную поэзию. Данте отвечает ему формулируя понятие любовной поэзии.


(Чистилище 24:49–54)

[ «]Но мне скажи: я вижу здесь черты

того, кто новым рифмам дал начало

о доннах, знавших смысл любви, мечты?» (051)


И я: «Когда любовь нас вдохновляла,

я был одним из тех, кто захотел

передавать, что сердцу диктовала. [»] (054)


(Purgatorio 24:49–54)

[“]Ma dì s’i’ veggio qui colui che fore

trasse le nove rime, cominciando

‘Donne eh’avete intelletto d’amore.’” (051)


E io a lui: “I’ mi son un che, quando

Amor mi spira, noto, e a quel modo

ch'e’ ditta dentro vo significando.” (054)


В своём прежнем творчестве Данте сочинял или в стиле, который выражен в его повествовании о Паоло и Франческе, или в стиле, который можно проследить в его описаниях своей любви к Беатриче до того, как он взялся за «Комедию». Пилигрим Данте пытается осознать наивысшее призвание поэта, когда поэт пишет не только о своих личных переживаниях и любовных чувствах, но о более универсальных вещах, обществе в целом.

С террасы ненасытности они прибывают на террасу сластолюбия, где они встречают Гвидо Гвиницелли (около 1220–1276) и Гвидо деи Кавальканти (около 1255–1300). Можно догадаться что они искупают грех жажды наслаждений, лежащий в самой основе их поэзии, тот стиль, который однажды уже был описан в Песни 5 «Ада», где Данте повествует историю Паоло и Франчески.


(Чистилище 26:92–93)

[ «]Я, Гвидо Гвиницелли, очищатьсяуж стал,

но лучше б раньше пострадать.» (093)


(Purgatorio 26:92–93)

[“]son Guido Guinizzelli, e già mi purgo

per ben dolermi prima ch’a lo stremo.” (093)


После прохождения по этой последней террасе исчезают все семь «p» начертанных на лбу Данте перед тем, как он прошёл в ворота чистилища. Он прощён и готов для рая, где его ожидает Веатриче.

Новый проводник Данте

(Беатриче.)

Перейти на страницу:

Похожие книги

Гаргантюа и Пантагрюэль
Гаргантюа и Пантагрюэль

«Гаргантюа и Пантагрюэль» — веселая, темпераментная энциклопедия нравов европейского Ренессанса. Великий Рабле подобрал такой ключ к жизни, к народному творчеству, чтобы на страницах романа жизнь забила ключом, не иссякающим в веках, — и раскаты его гомерческого хохота его героев до сих пор слышны в мировой литературе.В романе «Гаргантюа и Пантагрюэль» чудесным образом уживаются откровенная насмешка и сложный гротеск, непристойность и глубина. "Рабле собирал мудрость в народной стихии старинных провинциальных наречий, поговорок, пословиц, школьных фарсов, из уст дураков и шутов. Но, преломляясь через это шутовство, раскрываются во всем своем величии гений века и его пророческая сила", — писал историк Мишле.Этот шедевр венчает карнавальную культуру Средневековья, проливая "обратный свет на тысячелетия развития народной смеховой культуры".Заразительный раблезианский смех оздоровил литературу и навсегда покорил широкую читательскую аудиторию. Богатейшая языковая палитра романа сохранена замечательным переводом Н.Любимова, а яркая образность нашла идеальное выражение в иллюстрациях французского художника Густава Доре.Вступительная статья А. Дживелегова, примечания С. Артамонова и С. Маркиша.

Франсуа Рабле

Европейская старинная литература