Читаем Знакомство с «Божественной комедией» Данте Алигьери полностью

per dicere a Virgilio: “Men che dramma

di sangue m’è rimaso che non tremi:

conosco i segni de l’antica fiamma.” (048)


Ma Virgilio n’avea lasciati scemi

di sé, Virgilio dolcissimo patre,

Virgilio a cui per mia salute die’mi; (051)


Беатриче припоминает Данте его жизнь и все ошибки, которые он совершил в своей жизни, обвиняя его в измене ей после её смерти.


(Чистилище 30:121–126)

Моим лицом он жил в былое время,

поддержкой юных глаз моих водим,

не чувствовал прямой дороги бремя. (123)


Но лишь мой возраст сделался вторым,

когда я жизнь свою переменила,

он отстранился, отдался другим. (126)


(Purgatorio 30:121–126)

Alcun tempo il sostenni col mio volto:

mostrando li occhi giovanetti a lui,

meco il menava in dritta parte vòlto. (123)


Sì tosto come in su la soglia fui

di mia seconda etade e mutai vita,

questi si tolse a me, e diessi altrui. (126)


Как и в «Энеиде», где Эней покидает Дидону и она умирает, так и Данте в своей истории покидает Беатриче после её смерти.


(Чистилище 30:127–132)

Когда же плоть я к духу возносила,

творима кроткой чистотой, добром,

ему я стала не мила – постыла, (129)


свернул шаги он на пути прямом

и следовал за ложных благ виденьем,

обетов не вернувших целиком. (132)


(Purgatorio 30:127–132)

Quando di carne a spirto era salita,

e bellezza e virtù cresciuta m’era,

fu’ io a lui men cara e men gradita; (129)


e volse i passi suoi per via non vera,

imagini di ben seguendo false,

che nulla promession rendono intera. (132)


При дальнейшем сравнении, Энею и Дидоне не удаётся воссоединиться при встрече в загробной жизни, тогда как в трактовке поэта Данте пилигрим Данте имеет эту вторую возможность, когда он встречает Беатриче. Его покаяние и признание своих прегрешений приводит в конце концов к их воссоединению. Его наибольшей ошибкой было то, что он гонялся за тем, что лишь на поверхности выглядело истинным.


(Чистилище 31:34–36)

«Есть вещи в жизни, – плача, я сказал, —

что ложно нравясь, путь мой исказили,

как только лик ваш светлый вдруг пропал». (036)


(Purgatorio 31:34–36)

Piangendo dissi: “Le presenti cose

col falso lor piacer volser miei passi,

tosto che ’l vostro viso si nascose.” (036)


Внешние вещи – как телесная красота и земные устремления, как слава, политический успех – длятся недолго, всё это неизбежно меняется и пропадает. «Не должна ли была моя смерть направить тебя к высшим целям?», – спрашивает Беатриче, – «ты продолжаешь стремиться за земными целями, такими как слава и признание». Данте не оправдывает себя, как это делают грешники в аду, но признаёт свои ошибки, и в этом заключается момент обращения, в котором Данте принимает себя таким, какой он есть, и таким образом в состоянии продолжать восхождение как преображённый человек.

Пилигрим осознаёт, что признание своего несовершенства и раскаяние есть необходимая часть его странствия по загробной жизни, если он хочет продолжать странствовать дальше. Его покаяние изменит также его оставшуюся жизнь после того, как его странствие завершится.

Беатриче наставляет Данте быть особенно внимательным к тому, что он видит, с тем, чтобы, вернувшись на Землю, он смог перенести это на бумагу.


(Чистилище 32:103–105)

[ «]Для пользы мира, что живет бедою,

смотри теперь на воз и, что видал,

вернувшись, запиши свой рукою.» (105)


(Purgatorio 32:103–105)

[“]Però, in pro del mondo che mal vive,

al carro tieni or li occhi, e quel che vedi,

ritornato di là, fa che tu scrive.” (105)


Это странствие есть не только личное спасение Данте, но в нём есть также всеобщее измерение, предоставляющее ему возможность помочь другим, написать о своём странствии после его завершения.

Другая процессия повествует о церкви, её существовании во времени, разделённом на семь разных времён, как это описано в Откровении Иоанна Богослова, от воплощения Христа к последнему Судному дню, соединённых с историей создания мира, которая также завершается Судным днём. Эти семь времён отмечены определёнными кризисами церкви.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Гаргантюа и Пантагрюэль
Гаргантюа и Пантагрюэль

«Гаргантюа и Пантагрюэль» — веселая, темпераментная энциклопедия нравов европейского Ренессанса. Великий Рабле подобрал такой ключ к жизни, к народному творчеству, чтобы на страницах романа жизнь забила ключом, не иссякающим в веках, — и раскаты его гомерческого хохота его героев до сих пор слышны в мировой литературе.В романе «Гаргантюа и Пантагрюэль» чудесным образом уживаются откровенная насмешка и сложный гротеск, непристойность и глубина. "Рабле собирал мудрость в народной стихии старинных провинциальных наречий, поговорок, пословиц, школьных фарсов, из уст дураков и шутов. Но, преломляясь через это шутовство, раскрываются во всем своем величии гений века и его пророческая сила", — писал историк Мишле.Этот шедевр венчает карнавальную культуру Средневековья, проливая "обратный свет на тысячелетия развития народной смеховой культуры".Заразительный раблезианский смех оздоровил литературу и навсегда покорил широкую читательскую аудиторию. Богатейшая языковая палитра романа сохранена замечательным переводом Н.Любимова, а яркая образность нашла идеальное выражение в иллюстрациях французского художника Густава Доре.Вступительная статья А. Дживелегова, примечания С. Артамонова и С. Маркиша.

Франсуа Рабле

Европейская старинная литература