Читаем Знакомство с «Божественной комедией» Данте Алигьери полностью

Бог обращается к Данте на том уровне, который понятен Данте, но уровень пилигрима в этой части «Комедии», где он взошёл на самую вершину горы Чистилище, ожидается быть достаточно высоким, так что он в состоянии воспринять то, что ему поведано. Кроме того, подразумевается также что и читатель, прошедший через две предыдущие части «Комедии», где одни и те же темы поднимаются и обсуждаются опять и опять – каждый раз на более высоком уровне, – этот читатель, дойдя в своём чтении до этой части «Комедии», способен понять те окончательные философские, богословские и политические формулировки, которые уже известные читателю темы приобретают в «Раю».

Поэт предупреждает читателя о том, что необъятность времени и пространства в значительной мере ограничивает способность человека помнить. Почти невозможно передать человеческим языком всё, что пилигрим Данте начинает испытывать. Эта неадекватность языка является одной из тем, обсуждаемых в этой части «Комедии».


(Рай 1:1-12)

Свет существа, что движет всей Вселенной,

повсюду проникает и блестит

тут ярко, меньше в части отдаленной. (003)


Я в небе был, где свет его царит,

все видел, но кто сверху опустился

в словах известного не повторит (006)


затем, что ум там в вечность углубился,

приблизившись к желанью своему,

но в памяти ход мыслей не продлился (009)


И все же то, что памяти, уму

дано сберечь из царствия святого,

опорой станет пенью моему. (012)


(Paradiso 1:1-12)

La gloria di colui che tutto move

per l’universo penetra, e risplende

in una parte più e meno altrove. (003)


Nel ciel che più de la sua luce prende

fu’ io, e vidi cose che ridire

né sa né può chi di là sù discende; (006)


perché appressando sé al suo disire,

nostro intelletto si profonda tanto,

che dietro la memoria non può ire. (009)


Veramente quant’ io del regno santo

ne la mia mente potei far tesoro,

sarà ora materia del mio canto. (012)


Если язык «Ада» воспринимался иногда как довольно грубоватый, то в «Раю» язык также свидетельствует о своём развитии от примитивной грубости к утончённой поэтической и философской форме. Данте идёт так далеко, что изобретает собственные слова, как например «trasumanar»/«сверхчеловеческое». Он объясняет читателю, что это слово невозможно понять, если не испытал этого сам.


(Рай 1:70–72)

Сверхчеловечному нет слов, увы,

но хватит и примера здесь благого,

коль опыт сохранен в устах молвы. (072)


(Paradiso 1:70–72)

Trasumanar significar per verba

non si poria; però l’essemplo basti

a cui esperienza grazia serba. (072)


Данте переживает близость Бога в своём произведении, также и читатель должен испытать это, по мнению поэта. Для лексического выражения этого переживания поэт использует классический текст «Метаморфозы» Овидия.

Наблюдая Беатриче, Данте чувствует, как он сам преображается, так же как в «Метаморфозах» главный герой Главк преображается в морское божество после того, как он бросается за борт своего корабля.


(Рай 1:67–69)

Лицо ее менять себя велело,

как сделал Главк, попробовав травы,

товарищем богов став в море смело. (069)


(Paradiso 1:67–69)

Nel suo aspetto tal dentro mi fei,

qual si fé Glauco nel gustar de l’erba

che ’l fé consono in mar de li altri dèi. (069)


Как и Главк в «Метаморфозах», пилигрим Данте становится частью таинства, к которому он был допущен. Эта сцена стоит впечатляющим контрастом с теми описаниями в «Аду», где пилигрим Данте пытается отстраниться от событий, которые он переживает.

Сфера Луны оказывается первой на пути восхождения Данте. Здесь он встречает двух женщин, которые нарушили свои монашеские обеты. Пилигрим вступает в разговор с одной из них. Каждая из женщин оставила свой монастырь чтобы заключить брак как форму политического альянса своей семьи. На первый взгляд жизнь этих женщин выглядит далеко от образцовой – они были слабы в вере, как те души в сфере Меркурия, которых Данте встретит, слабы в своей надежде, или души в сфере Венеры, не имеющие достаточно любви. Поэт Данте создаёт взаимосвязь между изменчивостью Луны и верой, Меркурием и надеждой, Венерой и любовью. Лишь когда пилигрим приблизится к Солнцу, он встретит души, которые имеют добродетели в избытке, а не испытывают их нехватку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Гаргантюа и Пантагрюэль
Гаргантюа и Пантагрюэль

«Гаргантюа и Пантагрюэль» — веселая, темпераментная энциклопедия нравов европейского Ренессанса. Великий Рабле подобрал такой ключ к жизни, к народному творчеству, чтобы на страницах романа жизнь забила ключом, не иссякающим в веках, — и раскаты его гомерческого хохота его героев до сих пор слышны в мировой литературе.В романе «Гаргантюа и Пантагрюэль» чудесным образом уживаются откровенная насмешка и сложный гротеск, непристойность и глубина. "Рабле собирал мудрость в народной стихии старинных провинциальных наречий, поговорок, пословиц, школьных фарсов, из уст дураков и шутов. Но, преломляясь через это шутовство, раскрываются во всем своем величии гений века и его пророческая сила", — писал историк Мишле.Этот шедевр венчает карнавальную культуру Средневековья, проливая "обратный свет на тысячелетия развития народной смеховой культуры".Заразительный раблезианский смех оздоровил литературу и навсегда покорил широкую читательскую аудиторию. Богатейшая языковая палитра романа сохранена замечательным переводом Н.Любимова, а яркая образность нашла идеальное выражение в иллюстрациях французского художника Густава Доре.Вступительная статья А. Дживелегова, примечания С. Артамонова и С. Маркиша.

Франсуа Рабле

Европейская старинная литература