Читаем Знакомство с «Божественной комедией» Данте Алигьери полностью

Данте выносит пространные осуждения различным правителям его собственного времени перед тем, как представить читателю души сферы Юпитера. Он выделяет пап как пример правителей, потерявших свою истинную стезю и злоупотребивших свою духовную власть отлучения от церкви в собственных политических целях. Они, если верить Данте, были заняты собиранием образов Иоанна Крестителя, что отпечатан на монетах, но не имели времени для Святых Петра или Павла.


(Рай 18:130–136)

Ты, что изъятья пишешь без конца,

об умерших за виноградник грязный

знай: Петр и Павел – два живых лица. (132)


Пусть скажешь: «Я с охотой безотказной

слежу за тем, кто жить один мастак,

платил за танцы мукой безобразной,


знать не хочу, где клуша и рыбак!» (136)


(Paradiso 18:130–136)

Ma tu che sol per cancellare scrivi,

pensa che Pietro e Paulo, che moriro

per la vigna che guasti, ancor son vivi. (132)


Ben puoi tu dire: “I’ ho fermo 'l disiro

sì a colui che volle viver solo

e che per salti fu tratto al martiro,


ch’io non conosco il pescator né Polo.” (136)


Данте формулирует понятие справедливости, исходя из идеи справедливого Бога в отношении спасения язычников.


(Рай 19:67–78)

Теперь тебе открыта глубь секрета

и справедливости родник живой

в котором часто ты искал ответа, (069)


сказав: «Пускай рожден был над рекой

Инд человек, где о Христе не знали

в письме иль чтеньи не назвав строкой, (072)


желанья добрые осуществляли

все ж люди в действиях своих и стыд,

грех в жизни и речах не совершали. (075)


И коль крещения и веры щит

не дан кому и умер он в безверьи,

того как справедливость обвинит?[»] (078)


(Paradiso 19:67–78)

Assai t’è mo aperta la latebra

che t’ascondeva la giustizia viva,

di che facei question cotanto crebra; (069)


ché tu dicevi: ‘Un uom nasce a la riva

de l’Indo, e quivi non è chi ragioni

di Cristo né chi legga né chi scriva;(072)


e tutti suoi voleri e atti buoni

sono, quanto ragione umana vede,

sanza peccato in vita o in sermoni. (075)


Muore non battezzato e sanza fede:

ov’ è questa giustizia che ’I condanna?

ov’ è la colpa sua, se ei non crede?’ (078)


Похожие размышления уже встречались в Песни 4 «Ада»: там пилигрим Данте встретил благочестивых язычников, но только в контексте Песни 19 «Рая» становится ясно, что поэт Данте имеет ввиду, когда он намекает на возможность спасения язычникам, для которых христианское евангелие не было проповедано.


(Рай 19: 106–108)

Смотри, как славят многие Христа,

но на суде к нему не будут ближе,

чем те, кто и совсем не знал Христа. (108)


(Paradiso 19: 106–108)

Ma vedi: molti gridan ‘Cristo, Cristo!’

che saranno in giudicio assai men prope

a lui, che tal che non conosce Cristo; (108)


Поэт выражает здесь идею невозможности осознать намерения Бога, идею таинства, которое должно быть прочувствовано и пережито, и которое не нуждается в интеллектуальном усилии. Провозгласить себя христианином – не значит гарантировать себе спасение, потому что человек будет судим по тому, как он прожил свою жизнь. В этой связи поэт составляет целый список преступлений, совершённых христианами во имя Христа.

Пилигрим Данте узнаёт великих правителей среди тех душ, которые составляют цитату из Библии. Он узнаёт царя Давида, который также был великим поэтом и писал псалмы для Книги Псалмов.


(Рай 20:37–42)

Тот, кто в зрачка средине смог сиять,

певцом Святого Духа был и призван

ковчег из града в град перемещать, (039)


теперь за песни прошлые столь признан,

что знает цену гласу своему,

на небеса в вознагражденье избран. (042)


(Paradiso 20:37–42)

Colui che luce in mezzo per pupilla,

fu il cantor de lo Spirito Santo,

che larca traslatò di villa in villa: (039)


ora conosce il merto del suo canto,

in quanto effetto fu del suo consiglio,

per lo remunerar ch’è altrettanto. (042)


Перейти на страницу:

Похожие книги

Гаргантюа и Пантагрюэль
Гаргантюа и Пантагрюэль

«Гаргантюа и Пантагрюэль» — веселая, темпераментная энциклопедия нравов европейского Ренессанса. Великий Рабле подобрал такой ключ к жизни, к народному творчеству, чтобы на страницах романа жизнь забила ключом, не иссякающим в веках, — и раскаты его гомерческого хохота его героев до сих пор слышны в мировой литературе.В романе «Гаргантюа и Пантагрюэль» чудесным образом уживаются откровенная насмешка и сложный гротеск, непристойность и глубина. "Рабле собирал мудрость в народной стихии старинных провинциальных наречий, поговорок, пословиц, школьных фарсов, из уст дураков и шутов. Но, преломляясь через это шутовство, раскрываются во всем своем величии гений века и его пророческая сила", — писал историк Мишле.Этот шедевр венчает карнавальную культуру Средневековья, проливая "обратный свет на тысячелетия развития народной смеховой культуры".Заразительный раблезианский смех оздоровил литературу и навсегда покорил широкую читательскую аудиторию. Богатейшая языковая палитра романа сохранена замечательным переводом Н.Любимова, а яркая образность нашла идеальное выражение в иллюстрациях французского художника Густава Доре.Вступительная статья А. Дживелегова, примечания С. Артамонова и С. Маркиша.

Франсуа Рабле

Европейская старинная литература