Знакомство с «Божественной комедией» Данте Алигьери

Questi altri fuochi tutti contemplanti

uomini fuoro, accesi di quel caldo

che fa nascere i fiori e ’ frutti santi. (048)

Данте использует Послание к Евреям Святого Павла как основание для своей аргументации в дискуссии со Святым Петром и для формулирования самого понятия веры.

(Рай 24:64–66)

[ «]есть вера суть надежды и того,

где доказательства не очевидны,

и это, кажется, важней всего.» (066)

(Paradiso 24:64–66)

[“]fede è sustanza di cose sperate

e argomento de le non parventi;

e questa pare a me sua quiditate.”

Данте представляет свою версию Символа Веры перед Святым Петром, где он присоединяет также космологические понятия Аристотеля, что кажется ему вполне уместным в обстановке звёздных сфер.

(Рай 24:127–132)

я начал, – хочешь ты, чтоб основные

идеи моей веры объяснил,

причины сей готовности благие. (129)

Отвечу. Верю в Бога, что мне мил.

Единый, вечный движет все любовью,

желаньем, недвижим в избытке сил. (132)

(Paradiso 24:127–132)

comincia' io, “tu vuo’ ch’io manifesti

la forma qui del pronto creder mio,

e anche la cagion di lui chiedesti. (129)

E io rispondo: Io credo in uno Dio

solo ed etterno, che tutto ’l ciel move,

non moto, con amore e con disio;[”] (132)

Как это выразил Святой Августин, если разум охватывает часть Символа Веры в понятиях законов природы, то во сколько раз сильнее разума будет вера там, где разум не в состоянии осознать смыла. Так же рассуждает и Данте, и объясняет своё понимание Символа Веры лишь в определённой степени, поскольку такие понятия, как божественная троичность, невозможны для понимания одним лишь разумом. Вера является тем единственным, что в силах охватить эти понятия.

После защиты своего понятия веры пилигрим Данте принимается за объяснение своего понимания надежды перед Святым Яковом. Святой Яков в средние века считался великим странником и пилигримом, а странствие само по себе является манифестацией надежды, если верить поэту Данте.

По сравнению с богословской формой защиты понятия веры, дискуссия на тему надежды носит более неформальный и созерцательный характер, Данте говорит здесь также о своих размышлениях относительно плана «Комедии» и её конструкции.

(Рай 25:1-12)

Коль суждено поэме сей святой,

где небо и земля рукой чертили

так, что за много лет я стал худой, (003)

жестокость победить, с какой судили

мне вне овчарни милой жить, где спал

ягненок, враг волков, что схваткой жили, (006)

с другим бы гласом и руном предстал

вернувшийся поэт, и в той купели,

где я крещен, венец бы надевал, (009)

поскольку веры там открылись двери,

какая души к Богу обратит,

а здесь мне Петр на лоб шлет звезд метели. (012)

(Paradiso 25:1-12)

Se mai continga che ’l poema sacro

al quale ha posto mano e cielo e terra,

sì che m’ha fatto per molti anni macro, (003)

vinca la crudeltà che fuor mi serra

del bello ovile ov’ io dormi’ agnello,

nimico ai lupi che li danno guerra; (006)

con altra voce ornai, con altro vello

ritornerò poeta, e in sul fonte

del mio battesmo prenderò ’l cappello; (009)

però che ne la fede, che fa conte

l'anime a Dio, quivi intra’ io, e poi

Pietro per lei sì mi girò la fronte (012)

Данте представляет своё произведение как святое писание, соединяющее землю с небесами и выражает надежду о том, что его «Комедия» завоюет сердца тех, кто отправил его в ссылку. Он не тешит себя иллюзиями и осознаёт, что ему придётся умереть в Равенне и никогда не вернуться в свою любимую Флоренцию, тем не менее поэт выражает надежду на своё возвращение, несмотря на его невозможность.

Данте формулирует понятие надежды как ожидание будущей благодати, которая наследуется от предыдущих поколений.

(Рай 25:67–69)

я говорю: «Надежда есть итог

уверенного славы ожиданья

и божьей милости в грядущий срок. [»] (069)

(Paradiso 25:67–69)

“Spene,” diss’ io, “è uno attender certo

de la gloria futura, il qual produce

grazia divina e precedente merto.[”] (069)