Золушки из трактира на площади

— Это заметно, любимый! Только вот ведь беда — мне ничего от тебя не нужно! Ничегошеньки… кроме тебя самого!

И, повалив его на кровать, она начала целовать его первой, и обтираться об него, будто кошка.

Сорочка белым приведением полетела на пол. Двое на кровати любили друг друга, позабыв об условностях мира.

* * *

Пролетело лето. И так оно выдалось дождливым в этот год, почти не баловало жителей Вишенрога жаркими деньками, а тут вдруг и вовсе закончилось. Утра наступали туманными, будто не выспавшимися. Над гаванью висела дымка, а самый высокий шпиль на башне королевского дворца был скрыт низкими облаками.

Настроение Пипа вполне соответствовало метеоусловиями. Повар ворчал целыми днями, жаловался на подагру, гонял Веся и ругал нерадивых сестричек Гретель. Правда, на него никто не обижался. Все понимали, что близятся Золотые дни — середина первого осеннего месяца, на которые были объявлена свадьба Ваниллы и Дрюни.

Подготовка к сему событию шла полным ходом. Ванилла, решившаяся связать судьбу с любимым королевским шутом, стала звездой квартала Мастеровых. Томазо Пелеван, как самый уважаемый представитель гильдий, собрал в трактире Матушки Бруни всех, кто мог поучаствовать в подготовке свадьбы.

— Нашу девочку замуж выдаем! — заявил он. — Туточки, в этих улочках урожденную! Трудолюбивую и душевную! Посему свадьба должна стать событием!

Сидящий рядом с ним отец невесты недовольно морщился. Он и до сих пор не пребывал в восторге от выбора дочери, а уж делать из него развлечение для всего квартала вовсе казалось ему верхом неприличия. Но Томазо был непоколебим.

— Мы у тебя с Матушкой Бруни каждый день бываем! — сказал тогда он. — Нет ни одного человека в квартале, который бы сюда не заходил! Твоей дочке, мастер Пип, славную свадьбу справить — самое малое, чем мы можем тебя отблагодарить за радость нашим животам! — И наглядно похлопал себя по откормленному брюшку. — Да и во дворце пусть узнают, что мы не мастерком деланы!

Впрочем, приготовления квартала Мастеровых к свадьбе Ваниллы от последней тщательно скрывали. Даже Бруни не была посвящена в детали, ибо Томазо вполне справедливо полагал, что подружки на то и подружки, чтобы делиться секретами.

Тем временем, невеста капризничала, выбирая ткань на свадебное платье, и даже умудрилась всерьез поругаться на эту тему с женихом, когда сообщила о своем выборе — шелке цвета слоновой кости и кружевной вуали того же оттенка. ‘Красава, — серьезно глядя на нее, сказал любимый королевский шут, — эта шутка не будет смешной. Белый и его оттенки — цвета девственниц, ну или на худой конец, юниц, претворяющихся девственницами. Взгляни на себя — твоя женственность выпирает, как дула пушек из трюма королевского галеона, идущего в атаку! Выбирай любой другой цвет и о деньгах не беспокойся! Иначе тебя не поймут даже мои, отрекшиеся от меня, родители!’

После этого разговора невеста, набегами появляясь в трактире, изводила подружку предположениями:

— Красное? Или сиреневое?

— Красный, — глубокомысленно отвечала Матушка Бруни, не отрываясь от готовки или обслуживания посетителей за стойкой, — любимый цвет шлюх. Сиреневое тебе идет, но у тебя уже есть сиреневое! И вообще, цвет свадебного наряда должен сочетаться с цветом свадебного камзола жениха. Ты хоть поинтересовалась, в чем планирует быть Его Смешливость Дрюня Великолепный?

— Ох, Пресвятые тапочки! — истерично вскрикивала Старшая Королевская Булочница. — Я совсем о нем забыла!

И исчезала, чтобы через пару дней явиться с новыми идеями.

Каждый вечер Весь уходил с полковником Торхашем. Бруни замечала, как мальчишка вытягивается, на глазах раздается в плечах. Слышала, как меняется его голос, становясь ниже, приобретая вкрадчивые, такие знакомые нотки Красного Лихо. То ли дело было в том, что он питался так, как должен был — только что пойманной добычей, еще дымящимся мясом, горячей кровью, то ли он быстро взрослел рядом с представителем своего народа. Кай подарил ему настоящий меч — солдатский, простой, но остро заточенный и отлично сбалансированный. И он, и его друг давали мальчишке уроки фехтования на заднем дворе трактира, и Бруни, когда фехтовал Кай, просто замирала в дверном проеме, наблюдая за его четкими, но в то же время плавными движениями. Она даже затруднилась бы сказать, кто лучше — полковник Торхаш с нечеловеческой быстротой и грацией, или ее Кай — с отточенными уверенными движениями.

Иногда после тренировок они ужинали все вместе — и Лихай не спешил уйти из-за стола, за который присаживались и Пип, и сестрички Гретель. В разговорах, правда, не участвовал, помалкивал, поблескивая желтыми глазищами, однако прежней злой насмешки в них Бруни уже не замечала. Весь, подражая ему, учился властвовать собой. Почти перестал ругаться и жутко скалиться, а коли злился — смотрел с прищуром, от которого делалось не по себе.