Золушки из трактира на площади

— Он ответил, как мог! — Матушка ласково коснулась ладонью его горячей макушки. — А потом нас послали в соседнюю комнату, где стояли несколько столов с писарями. Те посмотрели бумаги, записали что-то в своих книгах и отправили нас восвояси.

— Я не думал, что это будет так! — вдруг сказал Весь. — Бруни, почему это было так просто?

Пип хмыкнул.

— Потому что Аркею нужны бойцы, а не алхимики или астрологи! — пояснил он. — Умен, наш принц, ничего не скажешь! Выдумал спецфакультет, как повод собрать вас, обормотов клыкастых, под одной крышей! И вступительную планку занизил, чтобы все прошли, кто по признаку крови годен! Теперь и в тюрьмах место освободится, и на улицах поспокойнее станет. Те мальчишки, которых ты встретил, твои знакомцы?

Оборотень коротко глянул на него и, проворчав:

— Встречались! — потерял к разговору всякий интерес.

Матушка заметила взгляд: чернильной тенью легла память на дно его зрачков. Встречались — удирая от разъяренных хозяев украденного съестного, ночуя на сеновалах, под мостами или где придется. Встречались — получая тычки, оплеухи и побои от честных граждан, а то и ведро кипятка, выплеснутое ночью из окна на тех, кто копался в мусорках. Встречались за решетками и в кандалах. Встречались, лишенные семьи и тепла, приобретшие страшные воспоминания, но свою суть не потерявшие!

— Намучаются с ними поначалу, — покачал головой Пип, когда Бруни, взяв его под руку, двинулась вдоль торговых рядом. — Ну да ничего! Знаешь, я впервые видел столько оборотней в одном месте. Прав Аркей — пущай служат Родине, а не против нее — ворьем и разбоем!

Бруни кивала, соглашаясь. И очень надеялась, что когда-нибудь Весь отведет несправедливую смерть от кого-то, как отвел ее Кай от Лихая Торхаша. И неважно, кто это будет — другой оборотень или человек!

О Золотых днях в народе шла молва, будто Пресветлая, тоскуя по лету, погружает землю в сладкий сон, полный тепла и света. Правда это была или выдумка, но именно в эту седмицу улетали на юг птицы, заставляя воздух звенеть от прощальных криков, а ласковая погода выгоняла на улицу даже тех, кто предпочитал не покидать четырех стен. И небо высоко раскидывало голубой, безоблачный плат, под которым полнил сердца тоской по несбыточным мечтам прощальный птичий гомон.

В начале второго ‘золотого’ дня в доме Пипа Селескина, повара трактира ‘У Матушки Бруни’, царил переполох. Пип, его младшая дочь Персиана, ее муж и дети разыскивали… невесту. Персиана, отправившаяся будить сестру еще до восхода солнца, чтобы начать всякие женские таинства вроде троекратного умывания ледяной водой и молоком, смешанным с овсяной мукой, накладывания на веки мешочков с травами, обнаружила, что Ванилла дома не ночевала. С первым лучом солнца пришли Бруни с Весем и сестрички Гретель, надевшие ради такого случая праздничные платья из сурового синего сукна, делавшие их похожими на великовозрастных воспитанниц монастырского приюта. Не успели они возмутиться отсутствием невесты, как, — со вторым лучом солнца! — порог дома переступила виновница торжества, явно проведшая ночь на каком-то сеновале. Несмотря на тени под глазами Ванилла была дивно хороша, являя собой розовощекое, полногубое счастье, одевавшееся второпях и оттого почти не затянувшее шнуровку платья и напялившее туфли на голые ноги, оставив где-то чулки.

Спустя несколько мгновений изумленной тишины Пип, налившийся кровью, начал напоминать вареного рака. Как и пресловутое членистоногое, он не разговаривал, а свистел, будто выпускающий пар чайник.

Бруни с Персианой переглянулись и, подхватив Ваниллу под белы рученьки, потащили на второй этаж, в ее комнату.

— Присядьте, мастер! — между тем, говорила Пипу заботливая Виеленна. — Не надо так нервничать!

— Действительно, — усмехнулась Ровенна, — видно же, что девка времени зря не теряла!

Что ответил повар, Бруни уже не расслышала, потому что втащила невесту, по чьим припухшим от поцелуев губам бродила блаженная улыбка, в комнату и, начав ее раздевать вместе с Персианой, деловито поинтересовалась:

— Ты ополоумела? Где ты была?

— Сама ты ополоумела, — мечтательно ответила подруга, — а я проводила свою первую брачную ночь!

— Ума лишилась! — всплеснула руками Персиана и грозно цыкнула на детей, чьи любопытные мордашки просунулись в приоткрывшуюся створку двери. — А ну, кыш отсюда! Ванилла, что ты плетешь?

— А все-таки, он такой умный! — вздохнула та, прижимая руки к груди. — Такой качественный!

— Ты про Дрюню? — поинтересовалась Матушка, подводя ее к корыту и заставляя залезть в него.

Персиана, коварно блестя глазами, подняла с пола давно заготовленное ведро холодной воды.