Золушки из трактира на площади

— Я, госпожа, — тихо ответила Матушка, гадая, откуда ей столько известно. Не иначе, Ванилька наболтала.

Туссиана развернулась.

Пип был прав — взгляд горничной был алчущим, все подмечающим. С такой прислугой благородной Рю Филонель и записная книжка не требовалась, и личный маг. Сузон все запоминала и видела всех насквозь. Не последнюю роль она сыграла и в той партии, в которой место шахматной королевы — официальной любовницы Редьярда Третьего — заняла ее госпожа. Да что говорить, если сам Викентий Висконтин, шеф Тайной канцелярии, не считал зазорным склонить голову, когда эта ‘простая’ горничная проносила мимо него свою неоднозначную персону.

— Встань в центре комнаты, — приказала Туссиана. — Лицом к окну. Хочу хорошенько рассмотреть тебя.

Бруни скрыла вздох. Коли ее подруги и сестры подверглись подобной пытке, и ей не зазорно. Да и сама обещала ради счастья Ваниллы сделать, что угодно!

Горничная медленно обошла вокруг Матушки, шурша пышными юбками. Ровно змея в траве кружила, шелестя чешуей.

— Ты прекрасно сложена, девочка, — заметила она, окончив осмотр, подойдя и, придержав Бруни за подбородок, подняла ее лицо повыше — к свету из окна. — У тебя хорошая кожа и густые волосы. И очень красивые глаза. Надеюсь, он оценил именно это…

Матушка сердито дернула головой и вырвала подбородок. Отступила на шаг. Не лошадь она, чтобы ее по статям оценивали!

— О ком вы говорите? — поинтересовалась она, глядя на Туссиану исподлобья.

Та усмехнулась.

— О мастере Артазеле, о ком же еще! Он никогда не шьет свои наряды вслепую. Ему надо видеть выражение лица, высоту и полноту грудей, осанку… Теперь, познакомившись с тобой, я могу предположить, что он сшил тебе очень простое платье. Не так ли?

Матушка не сумела сдержать удивления и воскликнула:

— Вы его видели?

В улыбке горничной впервые промелькнуло что-то человеческое.

— О, нет, дитя! Просто я хорошо знаю мастера. Одевать любовницу так, чтобы радовать и удивлять короля и при этом угодить самой даме — дело не из легких. Но Артазель — гений кройки и шитья, он творит шедевры, которые заставляют Его Величество не отводить глаз от моей хозяйки. Признаюсь, — она излишне скромно улыбнулась, — в этом есть и моя заслуга!

— Герцогиня?..

Бруни оборвала себя. Она все прекрасно поняла, просто удивилась тому, с каким достоинством говорит горничная о поведении хозяйки. Быть королевской любовницей — в этом есть что-то предосудительное или нет? Вообще быть любовницей?..

— Быть любовницей Его Величества — огромная честь и высочайшая ответственность! — будто угадав ее мысли, кивнула Сузон, и сделала вид, что не заметила румянца, вспыхнувшего на щеках подопечной.

Взяла Бруни за руку и отвела к туалетному столику Ваниллы, заваленному всякими бантиками, платочками, баночками с помадами и румянами, флакончиками духов, разноцветными камушками и перышками. Все это великолепие было небрежно отодвинуто в сторону, а на столешнице красовалась удивительная шкатулка со многими выдвижными ящичками, заполненными рядами разнообразнейших шпилек с каменьями и жемчугом, роговых гребней для волос разной густоты, аккуратно свернутых лент и… накладных кос. Последние произвели на Бруни сильное впечатление.

— Хорошие волосы дороги во все времена! — пожала плечами Туссиана, заметив ее взгляд. — Но не бойся, тебе это не грозит! А теперь сиди ровно!

Матушка затаила дыхание.

Горничная колдовала с ее прической недолго. Две изящные косы с пропущенной сквозь пряди тонкой золотой лентой сходились на затылке в простой ‘низкий’ хвост. Да выпущенные с обеих сторон от лица пряди подчеркивали его овал.

— Такой день я не стану портить вдовьей прической, — пояснила Туссиана, когда Бруни разглядывала себя в зеркале, удивляясь тому, как послушно, изящно и непривычно лежат волосы. — Но, с одной стороны, косы заплетены — а значит, правила соблюдены, а с другой — ты выглядишь свободной женщиной. Как долго ты планируешь оставаться вдовой?

Матушка открыла было рот, чтобы ответить… И закрыла. Пожала плечами.

— Преступление такой, как ты, коротать век в одиночестве! — улыбнулась ей в зеркале Сузон.

Как-то так улыбнулась… многозначительно. Румянец на щеках Бруни, начавший было бледнеть, вспыхнул с новой силой.

С неожиданным сочувствием горничная герцогини сжала на миг ее плечи и отпустила.

— Иди, одевайся, дитя! — приказала она. — Хочу увидеть всех вас в платьях! И, кажется, — она лукаво улыбнулась, — только что прибыли шаферы!

Бруни пробормотала слова благодарности и поспешила прочь. Разговор ввергнул ее в смятение и заставил вспыхнуть в полную силу постоянную тоску по Каю. Сейчас хотелось лишь одного — уткнуться лицом ему в грудь, затихнуть в кольце сильных рук и не думать ни о прошлом, ни о будущем, и не клясть настоящее!

Ванилла и Персиана, приплясывая от нетерпения, ожидали подругу в комнате матушки. Когда Бруни вошла, они многозначительно переглянулись.

— Шаферы пришли! — крикнула снизу Ровенна. — Спускайтесь!

— Платье, платье! — заторопила Ванилла подругу. — Бруни, одевайся, быстрее! Персиана, выгляни в окно — что они там делают?