Золушки из трактира на площади

— Кажется, будят кучера, — спустя несколько минут с сомнением произнесла та. — А он, собака, просыпаться не спешит.

— Ах! — нервически вздохнула невеста.

— Не боись! — снисходительно посмотрела на нее сестра. — Коли не добудятся — свалят на скамью в кухне, а мой Марх его место займет. — И добавила с гордостью за мужа: — Он у меня с любой лошадкой справится!

Платье всколыхнулось, надувшись невиданным парусом, и на мгновение полностью скрыло владелицу. А когда волны ткани легли в штиль, и Ванилла, и Персиана не сдержали восхищенного вздоха.

Крой не скрывал, но подчеркивал высокую грудь Бруни, ее тонкую талию, плавный изгиб бедер, при этом, не открывая ничего лишнего. Нежный оттенок ткани придавал коже аристократическую бледность и делал ярче глаза — сине-серые глаза Эдгара Морехода, будто впитавшие в себя морскую глубину и небесную синь. Золотой пояс-шнур идеально гармонировал с лентой в волосах и туфельками, на которые Бруни поглядывала с опаской — уж очень были красивы, изящны и расшиты золотом и бисером так, что дух захватывало!

— Знаешь, красава, — явно подражая любимому, протянула Ванилла, — вот что скажу тебе: и во всем дворце, среди множества благородных дам и фрейлин, чьим единственным занятием является собственная красота, я не видела такой очаровательной молодой женщины, как ты!

— Дело говорит! — серьезно кивнула ее сестра. — Бруни, давай выдадим тебя замуж? С мужиком ты еще больше расцветешь, а когда детишками обзаведешься, и сама Индари порадуется, на тебя глядючи.

Матушка тихонько качнула головой, будто отказывалась.

— Коза упрямая! — рассердилась Ванилька. Схватила ее за руку и подтащила к зеркалу. — Да ты посмотри на себя — и благородному не стыдно такую в дом женой ввести!

— Ждут нас! — буркнула в ответ Бруни и пошла из комнаты, даже не кинув взгляд на отражение.

Однажды она уже видела себя в неверной глубине стекла — рядом с мужчиной в синем мундире… И это причинило боль.

— Невестушка! А! Невестушка!!! — зазвучал с улицы мощный баритон Томазо Пелевана, назначенного, наравне с Мархом и еще двумя родственниками Пипа шаферами. — Выходи уже, жених, небось, заждался!

Словно в подтверждение его слов завыла волынка, и загрохотал барабан. А затем в дикарские звуки вплелся тягучий смех невесть откуда взявшейся скрипки.

— Подарки драгоценной Ванилле Селескин от ее жениха, — раздался хорошо поставленный голос, перекрывший даже звуки музыки, — от Короля Шутов и Повелителя Смеха, от Господина Шуток и Хозяина толп, от любимого шута Его Величества короля Редьярда Третьего, от благородного Андрония Рю Дюмемнона!

Ванилла, спускавшаяся по лестнице вслед за Бруни, неожиданно пошатнулась и чуть не упала, придавив подругу, но была вовремя прихвачена крепкими руками Персианы.

— Ты чего? — испуганно вопросила та. — Шнуровку туго затянули? Растужить?

— Я… я… — выпучив глаза, Ванилла задыхалась и шарила рукой по груди, тревожа кружева. — Я буду Ваниллой Рю Дюмемнон!

Бруни успела сбегать вниз и принести стакан холодной воды. Сунув его в дрожащие пальцы невесты, поинтересовалась:

— Ты что, не знала, как его зовут?

Ванилла залпом выпила воды и стрясла последние капли в декольте — освежиться.

— Ты думаешь, я помню, как звали сеньора, от которого мы в город подались? — воскликнула она. — Мне тогда лет пять было всего! Ох ты, Пресвятые тапочки, я не вынесу такого счастья! Пап! Па-а-ап! Ты слышал?

Пиппо стоял внизу лестницы. Выражение его лица иначе как критическим назвать было невозможно. И не удивительно — платье он видел впервые.

— Слышал, дочь, — мрачно сказал он. — У дурака и имя дурацкое! Рю Дюмемнон! Тьфу! Будто крупы не проваренной в рот набрал!

— Папа! — взвилась невеста.

Входная дверь неожиданно открылась, впуская четырех молодых людей, одетых королевскими пажами, один из которых нес на алой бархатной подушечке большую шкатулку. Двое других держали шкатулки поменьше, а третий периодически принимался то играть на скрипке, то выкрикивать восхваления жениху.

Сметя Пипа, группа живописно заняла нижние ступени лестницы. Молодые люди были хороши собой и прекрасно об этом знали, потому приняли позы, долженствующие выпячивать их достоинства. В прямом смысле.

— Ваша красота, — заговорил держащий самую большую шкатулку, предварительно склонившись в поклоне и обмахнув чулки пером берета, — прекрасная Ванилла Селескин, дочь лучшего в Вишенроге повара Пипа Селескина…

Пип польщенно крякнул.

— …Сияет для нашего друга путеводной звездой в ночи и светит животворящим солнцем! — не обращая на него внимания, продолжал паж.

— Каким, каким? — громким шепотом поинтересовалась Ровенна у сестры. — Живородящим?

— Чтобы вашей несравненности сиять ярче, — не сбился паж, — Дрюня Великолепный передает вам этот свадебный гарнитур…

— …Принадлежавший его матушке! — подсказала Персиана, лукаво блестя глазами.

— Принадлежавший его… тьфу, ты! — паж подарил ей возмущенный взгляд и продолжил: — Заказанный у гномов специально ради такого счастливого случая! Спуститесь ко мне, прекрасная невеста, чтобы я мог вручить вам подарок!