Золушки из трактира на площади

Пипу шептать было некому, потому Матушка, стоящая справа от алтаря рядом с Персианой, посматривала на него с беспокойством. Тяжело давался тому выбор старшей дочери, хотя повар прекрасно понимал, что партия подобралась выгодная, да и за мужем все легче жить, чем коротать бабий век в одиночестве. Однако же хотелось видеть рядом с Ваниллой солидного купеческого старшину, или, на худой конец, умелого подмастерья, а то и самого мастера цеха, а не это… недоразумение.

Был у Бруни и еще один повод для беспокойства — взгляд блондина преследовал неотступно. Его статную фигуру в окружении друзей Дрюни было прекрасно видно с алтарного возвышения. В неверном освещении витражных лучей, в тенях, даримых полумраком, царившем в нефах, Матушке только казалось или его глаза действительно посверкивали сквозь прорези в полумаске, как у зверя?

Священник читал длинную заключительную молитву, после которой жених должен был уверить Богиню, что он будет жене опорой и защитой, и расстанется с ней по третьему ее требованию, провозглашенному у алтаря. Семейный кодекс Ласурии в отличие от Крей-Лималля, того самого, с которым воевали пять лет назад, и где допускалось многоженство, а развестись не представлялось возможным, был крайне демократичен. Сказалась ли в этом жизнь побережной страны, в которую бродяги со всего света привносили заморские обычаи и свободы, или разумный характер ласурцев, понимающих, что нельзя быть счастливыми с теми, кому плохо рядом с тобой?

Пытаясь отвлечься от внимания незнакомца, Матушка разглядывала пару у алтаря и понимала — требования никогда не будут произнесены, что совершенно не помешает Ванилле и Дрюне страстно ругаться по жизни, сменяя ссоры на горячие примирения и наоборот.

Церемония завершилась ровно в полдень, когда солнце стояло над главным куполом-шатром храма, и из витражных окон отвесно падали на пол леденцовые лучи. Толпа приглашенных повалила из благовонного тумана, теснившегося под церковными сводами, на улицу, где вовсю веселили народ приглашенные Дрюней свадебные маги, то пуская над площадью щебечущих ‘Долгие лета молодым!’ птичек, то одаривая каждого зеваку знатной кружкой пива, которая исчезала, стоило только сдуть ароматную пену.

Когда новобрачные вышли, над ними закружились золотые бабочки и морковки, рассеивая сверкающую пыльцу, вовсе не пачкающую одежду, в воздухе поплыли ароматы весенних цветов, такие нежные и необычные в этот осенний день, и заиграла торжественная мелодия Свадебного псалма, сразу с нескольких свитков, что создало эффект объемного звука, полностью накрывшего площадь.

Ванилла рыдала, вовсе не стесняясь слез и того, что фата была откинута Дрюней еще в храме, и теперь все могли видеть ее красный нос, распухшие губы и мокрющие глаза. Шут, наоборот, смеялся. Стер ловкими пальцами ее слезы, развернул молодую жену к себе и поцеловал таким страстным и долгим поцелуем, что толпа, в конце концов, начала свистеть и громко делать ставки — закончат ли молодые через час, к обеду или после ужина?

Бруни пробралась сквозь тесно стоящих гостей к Пипу, украдкой вытирающему глаза, и взяла его за руку.

— Пиппо, ты счастлив?

— Жалею, что Аглая не видит! — сморгнув слезы, пояснил он. — Знаешь, Ванилька — вылитая она! Даже несмотря на чудовищное платье!

— Ничего ты, папа, — обняла его с другой стороны Персиана, — не понимаешь в платьях! Это же шедевра портновского искусства! И Ванилька в нем дивно хороша! Если все ее платья будут такой веселенькой расцветки, — она хихикнула, — ребеночек родится потомственным шутом!

— Ну вот еще, глупости! — возмутился Пип, забыв про слезы. — Поваром он будет потомственным! Может даже… — он зажмурился на миг, представив будущее, — королевским!

Сквозь толпу пробился Томазо, встал рядом.

— Ну что, отец новобрачной, далее действуем по плану — празднество, танцы, ужин и свадебная ладья?

Пип повел носом. Несмотря на то, что квартал находился довольно далеко от мастерового, в воздухе подозрительно пахло печевом и жареным мясом.

— Все идет по плану! — заявил он. — Сейчас засунем их в экипаж и поедем!

‘Засовывали’ молодых в экипаж еще около двух часов. Сначала они принимали поздравления, потом устроили самопальные танцы прямо на площади, в которых приняли участие все любопытствующие, а также нищие, шлюхи и воры. После танцев разнимали драку в толпе, потом дружно мирили подравшихся под шутки-прибаутки Дрюни, из-за которых причина ссоры и нескольких порванных камзолов и рубах была благополучно забыта. Затем молодых по традиции обсыпали монетами, пшеном и ячменем. Некоторые особо умные пытались кидать виноградные гроздья и помидоры, но были быстро скручены веселящимися от души соседями и закатаны под телеги.

Все это время Бруни пыталась ускользать от добивавшегося ее внимания блондина и, в конце концов, так устала, что сама не заметила, как оказалась в седле впереди него.

— Ты совсем измучена, малышка, так отдохни! — прошептал он, касаясь губами ее волос. — Кстати, не знаешь, куда мы направляемся?