Золушки из трактира на площади

Матушка качнула головой. Она выпила всего лишь пару глотков из поднесенного Дрюней бокала, но то ли сказывалась бессонная ночь перед свадьбой подруги, то ли общая усталость, то ли утомление от самой церемонии, ‘штормило’ — как говаривал Эдгар Мореход — ее знатно. Лица сливались в одно, мостовая под ногами покачивалась похлеще корабельной палубы, и единственной надежной пристанью казался блондин, стоящий твердо и уверенно. И вот этого ощущения Бруни страшилась до дрожи в коленках. Что-то происходило против ее воли, хотя Матушка уже давно сама отвечала за свою жизнь и перед собой, и перед Богиней.

Спасла ее Туча Клози. Подскочив к Аркею, захомутала в объятия, не обращая внимания ни на богатые одежды, ни на стать не простого человека.

— Моя ты душка! — сказала она. — Благодарствуй за добрую новость! Теперича я этот кубок из рук не выпущу! Спляшем на радостях?

Брошенный невестой кубок для поймавшей его означал чистую любовь и скорое замужество.

Клозильда закружила блондина, раздвигая телесами народ в круг, будто тесто замешивала. Тут же подскочившие музыканты включились в темп, изобразив веселую мазурку.

Бруни юркнула в толпу и пятилась до тех пор, пока не уперлась спиной аккурат в сладкую парочку, пившую из одного бокала на пороге родительского дома.

— Брунька! — воскликнула уже совершенно пьяная Ванилла, и Матушка подумала, что шут неспроста уговорил ее провести первую брачную ночь накануне свадьбы. — Ну, какая же ты хорошенькая! Дрюня, давай ее тоже выдадим замуж!

— За кого? — деловито поинтересовался тот.

— Да хоть за принца! — засмеялась Ванилла. — Посмотри на нее! Чем не принцесса?

Дрюня посмотрел. Вмиг посерьезнел, отобрал у супруги бокал и увел Матушку вглубь дома.

— Что с тобой, маменька? — поинтересовался он, являясь куда трезвее, чем казалось на первый взгляд. В его голосе звучала искренняя забота. — Что случилось?

Смущаясь и путаясь в словах Бруни рассказала о незнакомце. И — еще более смущаясь и путаясь — о том, что не знает, как ему противостоять.

— Из моих друзей? — уточнил Дрюня, делая порядочный глоток из бокала. — Как, ты говоришь, его зовут?

— Аркей!

Шут подавился вином. Откашлявшись, подтащил Матушку к окну.

— Покажи, который?

Бруни показала. Блондин хохотал, вовсю отплясывая с Тучей Клози, однако периодически принимался оглядываться, явно ища кого-то взглядом.

— Ах, негодяй! — восхищенно пробормотал Дрюня. — Ох, стервец! Вот паразит! Повезло тебе, маменька! У, э-э-э, Аркея этого хватка, как у волкодава. Только он обычно с девушками не разговаривает, а сразу подминает! Ты чего побледнела-то?

Бруни, и правда, побледнела. Уж как кляла себя за неосторожность, за минутную слабость, позволившую поддаться чарам чужака, как просила в мыслях богиню повернуть время вспять!

Дрюня неожиданно нежно погладил ее по щеке и тяжко вздохнул.

— Овечка, в чистом поле повстречавшая волка, — пробормотал он. — А если я тебя спасу от этого героя-любовника, обещаешь меня ни о чем не спрашивать?

— Обещаю! — прижала руки к груди Матушка.

— Тогда поднимайся в комнату Ванильки и сиди там, пока не позову!

Бруни не заставила себя ждать — ланью взлетела на лестничную площадку и, перед тем, как закрыть дверь в комнату подруги, успела заметить, как шут подозвал к себе тех самых четырех пажей из свиты, что одаривали невесту и ее подруг.

Она провела в комнате около двух часов, украдкой выглядывая из окна на улицу и видимую часть площади. Неугомонные молодые успели трижды проскакать мимо, увлекая толпу в веселый хоровод, в котором запутывались и гасли наколдованные уже пьяненькими магами светящиеся бабочки с лицами усатых стражников и морковки с крысиными хвостами. Впрочем, к тому моменту, как должно было стемнеть, волшебники собирались привести друг друга в рабочее состояние соответствующими заклинаниями — им предстоял фейерверк в порту, в момент отплытия свадебной ладьи.

Дверь внизу то и дело хлопала — это сновали то в погреб, то на кухню и обратно домочадцы Пипа, выставляя на столы все новые угощения. То же самое происходило сейчас во всех домах — праздник обрел истинно народный размах. Люди радовались выходному, объявленному гильдиями, хорошей погоде, ясному, уже начинающему темнеть небу и возможности отдаться танцам, еде, выпивке, прочим нехитрым, но таким заводным увеселениям.

Бруни, наблюдая за происходящим, тихонько вздыхала. Нет, она не завидовала тем, кто развлекался внизу, скорее, скучала. Хотя скоро должны были оживить костры, и отдохнувшая за последние два часа Матушка с удовольствием попрыгала бы через огонь и, возможно, даже прошлась в танце с парой вежливых кавалеров, ведь музыканты играли на совесть, а в разных концах площади надрывались мелодиями магические свитки.

Как вдруг на лестнице раздались шаги.

Вжавшись в проем между окнами, Бруни смотрела на дверь. Если тот горячий кавалер все же нашел ее здесь — хуже не придумаешь! Один на один в пустом доме, где крики о помощи могут быть не слышны из-за шума с улицы…

— Бруни, — негромко позвал такой родной голос, — ты здесь?