Золушки из трактира на площади

— Она называется Шепотом сердец — люди любят придумывать красивые, но глупые названия понравившимся вещам, — усмехнулся оборотень. — Шепотов всегда должна быть пара, иначе они не будут работать. Мой друг обнаружил один в сокровищнице еще до своего отъезда и взял с собой, а меня просил разыскать второй. Сегодня я, наконец, его нашел. Если ты захочешь ответить на письмо — положишь свое в шкатулку, коснешься камня губами и произнесешь имя. Он получит его почти мгновенно.

Бруни гладила тонким пальцем покатый бочок шкатулки и улыбалась. А потом вдруг спросила:

— Полковник, а почему вы не участвуете в инспекции пограничных гарнизонов? Мне кажется, без вас она будет недостаточно успешной!

Торхаш, подняв брови, посмотрел на собеседницу. Матушка была совершенна серьезна. В серых глазах не отражалось ни тени иронии.

— Через три дня университет откроет двери для абитуриентов, — пояснил он, наконец. — Если бы я отправился на границу — не успел бы вернуться к открытию. Я воин, а не учитель и тем более, не декан, но… если не я, то кто же?

Он одним движением вскочил на ноги.

— Позволь, теперь я тебя покину, маленькая хозяйка! Смотри, не простудись!

Бруни улыбнулась, глядя на него снизу вверх. В голосе оборотня насмешка не звучала вовсе, зато ясно ощущалась… забота. Она следила за ним глазами, пока он не покинул пляж, поднявшись на набережную. А потом вновь посмотрела на записку.

‘Родная, я скучаю по тебе!’

— А я, — прошептала Матушка, глядя на горизонт, — пытаюсь тебя спасти…

Брунгильда бродила по городу, пока не начало темнеть. В Вишенроге располагалось несколько Домов магических орденов. Она зашла в каждый. Все встреченные магистры в один голос твердили, что проклятие снять невозможно. Слушая их умные речи и все больше уставая от каждого сказанного слова, Матушка украдкой гладила чешую дракона, спрятанную в сумочку в качестве финального аргумента беседы, но не спешила с ней расставаться.

Выйдя из последнего Дома, Бруни устало опустилась на скамейку у входа. Надежда — живучий пламенный зверь, но и он, вспыхнув было после слов Госпожи Поползень, начинал умирать, покрываясь пеплом тоски.

— Шла бы ты домой, девонька, — присел рядом старичок-привратник. — Скоро совсем стемнеет, негоже такой хорошенькой без провожатых бродить!

Бруни украдкой бросила взгляд на его руки — нет, не было на пальцах магистерских перстней-печаток, так любимых маститыми магами. Она тихонько вздохнула и… расплакалась.

— Дело, видать, серьезное, — растерялся старичок.

— Конечно, серье-е-езное, — всхлипнула Матушка, — раз никто из магистров мне помочь не может!

— На каждого магистра найдется архимагистр! — назидательно поднял палец привратник, погладил Бруни по макушке, как маленькую, и ушел в Дом, звеня подвешенными к поясу ключами.

Матушка отчаянно протерла глаза и посмотрела направо. Там возвышалась над городом башня Ласурского архимагистра, выстроенная из серого мрамора с золотыми прожилками, имеющими обыкновение светиться в темноте. От этого по ночам башня сияла, будто божий перст, направленный в небо, а в пасмурную погоду была видна с моря не хуже Вишенрогского маяка. Вот и сейчас на ее стенах оживало золото, порскало во все стороны быстрыми озорными ящерками.

Решительно высморкавшись, Бруни затолкала платочек в сумочку, запахнула плащ и, как бабочка, полетела к свету.

В огромной приемной, занимавшей весь первый этаж, она заробела от вида великолепных скульптур, явно сработанных гномьими мастерами, шикарной, украшенной драгоценными камнями люстры и от безлюдья. Впрочем, сердитое покашливание, раздавшееся из-за огромного стола в дальнем конце зала, указывало на то, что она не совсем права. Матушка направилась туда, нервно прижимая к груди сумочку и боясь оступиться на полу, зеркалом отражавшем потолок.

— Ближе подойдите, — раздался скрипучий голос, когда она в нерешительности остановилась в некотором отдалении от стола.

Бруни шагнула вперед и разглядела сидящего за столом гнома в синей мантии с золотыми звездами, который смотрелся на нем банным халатом.

— Зачем вы пришли? — поинтересовался тот, глядя на нее поверх очков.

— Мне нужно поговорить с архимагистром, — твердо сказала Матушка. Пламенный зверь надежда толкал ее под руку лобастой головой, вынуждая быть мужественной. — По личному делу.

— Сегодня не приемный день! — отрезал гном и уткнулся в огромную книгу, лежащую перед ним и освещенную ярким светом магического светильника, изображавшего изрыгающего пламя дракона.

Стиснув зубы, Бруни вытащила из сумочки сверток, который носила с собой весь день, и положила прямо на открытые страницы.

— Прекратите хулиганничать! — возмутился гном.

Ткань распалась, открыв чешую, и вдруг свет в помещении померк. Внутри нее разгоралось сияние, звездами отражаясь в зрачках опешившего гнома. Волнами, полными ласкового тепла, оно затопило помещение, заставив люстру погаснуть, а ее подвески заговорить нежной апрельской капелью.

— Глазам не верю, Брутобрутт, — прозвенел чей-то голосок, — неужели настоящая?