Она открыла глаза лишь спустя пару минут. Не было каморки с куцей обстановкой — шкаф, кровать, стол и пара табуретов. Не было сучковатого, помеченного жучками темного бруса стен, дощатого пыльного пола. Не пахло старостью и нищетой, безнадегой и лекарствами…
Бруни стояла на вершине холма, с которого буйный лес сбегал в равнину, залитую светом. Там взблескивали золотые шпили невиданных башен и вились яркие стяги… Там лазоревые озера целовали друг друга, делясь водами, и стаи белых лебедей поднимались под облака, оглашая воздух трубными криками. Там пахло сладостью грез и свежестью юного мира. Там на востоке расцветало дурманным маком великолепное солнце, а на западе ткала серебряную паутину красавица Луна. Тихонько напевала колыбельную далеким горам, укрытым туманом, что то и дело пронизывали стремительные взмахи чьих-то огромных крыльев…
— Бруни!
Оклик заставил Матушку моргнуть. Чудесное видение тут же потерялось: съежилось, померкло, будто испугалось. Слабый свет свечи на столе назойливо указывал взгляду на истрепанное тонкое одеяло, в которое кутался сидящий на кровати старик.
— Я знала, что вы — маг! — прошептала Бруни и, шагнув к кровати, упала на колени, чувствуя, как истаивают решимость и уверенность, оставляя только страх — животный, темный, идущий из глубины сердца. — Господин Григо, умоляю, помогите!
Турмалин с трудом поднялся. Матушка вспомнила, что не видела его на свадьбе Ваниллы и поразилась тому, как он сдал за последние дни. В его шевелюре не осталось ни одного черного волоса, а глаза поблекли, как у слепца. Медленно наклонившись, Григо попытался помочь ей встать.
— Что случилось? — взволнованно спросил он.
Бруни нашла в себе силы подняться самостоятельно. И даже помогла Турмалину вернуться на кровать.
— Что это с вами? — едва не плача, спросила она, держа его руку, покрытую вздувшимися венами. — Вы выглядите так, будто…
— …Умираю? — грустно усмехнулся тот. — Ты права! Мой человеческий срок подходит к концу. Старческая немощь, знаешь ли, неприятнейшая штука! Особенно, когда ты находишься в здравом уме и доброй памяти, и помнишь себя… — он запнулся. С тоской посмотрел на трухлявые доски пола, туда, куда скрылось видение, полное света и воздуха, и докончил: — …Молодым!
— Нет! Это… это неправильно! — прошептала Бруни. — Так не бывает, господин Григо!
Тот неожиданно остро глянул на нее из-под отекших век.
— И не так бывает, дитя!
Матушка хлюпнула носом.
— Но вы же маг! Я видела… видела тот прекрасный мир, и что это, если не волшебство? Отчего вы не поможете себе, не прогоните старость и болезни?
Слушая ее, старик качал головой, упрямо и равномерно, будто часовой маятник.
— Себе я помочь не в силах! Однако ты зачем-то бежала ко мне в поздний час, хотя, как я вижу, тебя трясет от лихорадки. Зачем? Чем я могу помочь тебе?
Бруни достала из сумочки подарок Григо и положила ему на колени. Сердце рвалось на части от желания сказать одно, однако произнесла она совершенно другое:
— Я возвращаю ваш подарок, господин Турмалин. Продайте чешую, прошу вас! Вы наймете хорошего мага-целителя, коли сами не можете излечить себя, и денег еще хватит на нормальное жилье! Сейчас я вернусь в трактир и пришлю Ровен с…
— Сядь! — неожиданно повысил голос Григо.
Матушка опустилась на табурет у кровати и застыла, испуганно глядя на старика. Ей показалось, или его тень, колышущаяся на стене позади от света свечи, выросла, заполнив пространство комнаты?
— Хочу показать тебе, кого ты сейчас пытаешься спасти в моем лице! — продолжал, между тем Турмалин. — Я расскажу тебе об одном… пусть будет маг, хорошо! Он жил на рассвете времен, когда зимы растягивались на десятилетия, а мир сочился волшебством, как зрелый плод — соком. И терпеть не мог людей! Удивлялся, отчего Боги возятся с такой мелочью, тратя на них мудрость и силы? Однажды, встретив Индари…
Бруни вскинула на него изумленный взгляд, заметив который, Григо кивнул, и продолжал, как ни в чем не бывало:
— …Маг поделился с ней своими мыслями, а в довершение всего предложил уничтожить людей, чтобы не тратить на них драгоценное время. Богиня выслушала внимательно и ответила так: ‘Не считай себя венцом творенья! Мы не очень довольны тем, какими получились люди, но и среди них встречаются пылающие сердца и светлые души’. Маг заспорил. Разгоряченный ее отказом, он не выбирал слов и был груб в выражениях. И чем сильнее он злился, тем спокойнее и прекраснее становилась Богиня. В конце концов она улыбнулась. ‘Гордецов следует учить… — сказала она. — Поживи среди людей, поживи как люди, а после этого мы встретимся и поговорим, так ли плохи и ничтожны они все, как ты утверждаешь!’
Матушка затаила дыхание, наблюдая за Григо, который стиснул руки с такой силой, что побелели костяшки пальцев.