Золушки из трактира на площади

И тут Матушка растерялась. Она так тщательно распланировала все… в голове и уже видела, как наяву, залы нового трактира: второй этаж для серьезных трапез, кабинеты, отделанные зеленым и коричневым бархатом, кожаные тяжелые кресла; этаж первый под кондитерскую, с пирожными, разложенными разноцветными грудами на прилавках, с отделкой светлого теплого оттенка и с обязательным детским смехом… И на стенах — картины мастера Висту. Полные нежных и грустных фей или смеющихся луговых колокольчиков, а для второго этажа — его Осенняя красавица, возлежащая над камином. А сейчас она осознала, что с хозяином дома о продаже даже не разговаривала!

Пелеван смотрел на собеседницу, тщательно скрывая улыбку. В это мгновение она стала очень похожа на мать — та же складочка между бровями, сурово сжатые губы. Тот же упрямый жест — тряхнуть головой, откинуть локон со лба. Когда-то Томазо душу продал бы Аркаешу за прикосновение к волосам Хлои!.. Но время исцелило боль, оставив толику грусти и негаснущий памяти свет, и вот он разглядывает ее дочь, размышляя о мудрости жизни.

— Ничего не говори, — сжалившись, произнес Томазо. — Я вчера потолковал с хозяином и предложил ему сумму чуть больше той, что он затратил бы на слом дома. Земельный участок у него в аренде на 50 лет с правом переуступки, а вот здание в собственности, а это значит, что мы сможем его перестроить, улучшив! Надеюсь, ты не в обиде на меня?

Матушка порывисто вскочила, потянувшись через стол, звонко чмокнула рыжего мастера в щеку и засмеялась:

— Вам, Томазо, весло в пасть тоже совать не стоит! — И протянула ладошку. — По рукам?

Они ударили по рукам и, не желая терять времени, отправились к стряпчему.

Старичок-стряпчий по имени Даугав Даугавец жил в квартале Мастеровых с незапамятных времен. Люди шутили, что его возвели одновременно с первым домом первой улицы квартала — построили вместе с неубиваемой конторкой из орехового дерева, массивной стеклянной чернильницей и гусиным пером, зачарованным на чистописание. Несмотря на древний возраст, мастер Даугавец сохранил острый ум, прекрасное зрение и собственные зубы, хотя передвигался по квартире с трудом. Выслушав пожелания посетителей, он пообещал подготовить к завтрашнему утру сразу два документа — договор о партнерстве и уведомление о намерении провести сделку по купле-продаже дома, которое должно было действовать до оформления собственно договора и исключало возможность перекупки дома третьими лицами.

Распрощавшись с мастером Пелеваном, Бруни побежала в трактир — и так еле отпросилась у Пипа, пообещав ему все рассказать по возвращении.

Запах теста для вафель уже витал над площадью. Сладкий, тягучий, как патока, он согревал души и будил воображение, обещая озера кленового сиропа и горы взбитых сливок, украшенные ягодами, с лета хранимыми на леднике. «Аромат вафель — аромат искуса!» — говаривала Матушка Хлоя. Рецепт был семейным, и никто в Вишенроге не пек вафли вкуснее ее.

Искус…

Проснуться утром в одной кровати с любимым и кормить его с рук горячими вафлями, слизывать с его губ капельки сливок, смеяться над глупостями и ощущать кожей его тело — горячее, сильное, жаждущее ласк!..

Идя через площадь, Бруни улыбалась, хотя сердце невыносимо болело при мысли, что она больше никогда не увидит Кая. Она предпочла бы снова и снова находить его и терять, чем вообще никогда с ним не встречаться!

В трактире было жарко и в прямом, и в переносном смысле. Во-первых, толпился народ, желающий отдыхать в свой заслуженный выходной, но не проводить его у плиты, во-вторых ввечеру должна была подойти телега из дворца за очередной партией мерзавчиков. В-третьих, как поведал Бруни Пиппо, пока она переодевалась и мыла руки — Ваниллу осмотрел сам королевский целитель Ожин Жужин и порекомендовал полежать пару недель в покое, дабы «тонкая детская субстанция сильнее закрепилась под сердцем матери», как он изволил выразиться. Поэтому в тот же день Старшую Королевскую Булочницу отправили из дворцовой кухни на заслуженный отдых. Валяться в покоях мужа она отказалась наотрез, аргументировав лаконично: «Скучно и голодно!», и уже на рассвете Дрюня привез ее в отцовский дом, пригрозив, что и сам будет оставаться здесь ночевать. «А вот и хренушки! — с наслаждением ответил ему Пип. — Целитель Жужин сказал „в покое“, значит — в покое! А с тобой, сердешный зять, покоя не видать никому, как своих ушей!» «Ну, хоть навещать-то могу?» — как-то сразу поникнув, спросил Дрюня.

— И тут, ты не поверишь, дочка, — продолжал рассказывать Пиппо, — мне так его жалко сделалось, будто собаку приблудную ударил!

Матушка с сочувствием посмотрела на повара и сняла пробу с теста. Добавить немного ванильного порошка — и можно выпекать!

— А дальше что? — заинтересовалась Ровенна, ловко раскидывающая куски омлета с ветчиной и помидорами по тарелкам.

— Ну что-что, — буркнул Пип, — пожалел дурака! Разрешил навещать, но без этих… — он покрутил в воздухе лопаточкой, которой делил омлет порции, — без постельных шалостев!