Золушки из трактира на площади

— Можешь не продолжать, — грубовато сказал он. — Я понял! Покажи мне смету — Томазо, наверняка, уже составил ее!

— Сейчас? — удивилась Бруни.

Пип кивнул и взглядом указал ей на начавшие подгорать вафли. Матушке удалось спасти их в последний момент, но корочка получилась с горчинкой.

— Кто-нибудь, мне нужна помощь на кухне! — крикнула она, ожидая, что из зала придет кто-то из сестер или Питер, однако вместо них сверху, прямо с лестничной площадки, одним прыжком спрыгнул сероволосый оборотень, Рахен.

— Можно я? — спросил он, глядя одновременно застенчиво и нагло.

Матушка невольно залюбовалась им — мальчишка был красив странной, северной красотой — белая кожа, яркий нежный румянец на щеках, алые губы и серые, очень светлые глаза, кажущиеся отражавшим все зеркалом. Неровно стриженые пряди достигали лопаток, и лишь несколько из них были собраны в косички, закрепленные на затылке, чтобы не падали на лицо.

— Давай! — решилась Бруни, протягивая ему деревянную лопаточку, а сама подошла к своему плащу, висящему в углу, и вытащила из кармана свиток со сметой, который отдала Пипу.

Тот проглядел, свирепо хмуря брови и бормоча что-то себе под нос. Особо задержался на итоговой сумме, той самой, что исчеркал мастер Пелеван.

— И как вы решили делить доходы? — поинтересовался он, тыкая толстым пальцем в итог. — Коли расходы пополам?

— Две трети мне, одна — Томазо.

— Молодец! — неожиданно улыбнулся Пип. — Узнаю сестренкину хватку! А меня возьмёшь в долю?

— Тебя? — изумилась Бруни.

Такого поворота она не ожидала.

— Дочерей замуж выдал, — пояснил повар, — расходы на них с рук долой! Пусть мужья заботятся. Я как раз думал, во что бы вложиться и детям после себя что оставить? Кроме дома, конечно. А тут и для души намечается, и для кошелька!

— Это здорово! — расцветая улыбкой, воскликнула Бруни. Необходимость брать деньги у ростовщика испуганно съеживалась. — Пиппо, это просто здорово!

— Вечером увидим Томазо и переговорим с ним еще раз, — повар засмеялся в ответ, уворачиваясь от ее поцелуев. — А завтра сходим к стряпчему!

— Хозяйка, — раздался голос Ровенны. Старшая Гретель удивленно оглядела обнимающихся и добавила: — Там вас господин полковник на улице ожидают. А с ним те, не приведи Пресветлая, головорезы, что давеча у нас обедали!

Улыбку с Матушкиного лица будто ветром сдуло. Позабыв обо всем, она бросилась на улицу — едва догнавшая ее у порога Ровенна успела накинула ей на плечи теплый плащ.

Они стояли поодаль — трое спешившихся всадников, одним из которых был Лихай Торхаш. Подойдя к ним, Бруни узнала его спутников — темноволосого красивого мужчину, которому было опасно не то что заступить дорогу, но просто наступить на тень, и беловолосого широкоплечего оборотня, скалившегося добродушно и поводящего носом на запах вафель как совсем недавно мальчишки — его сородичи.

— Лихай! — взволнованно сказала она. — Что с Каем?

— Почему ты решила, что с ним что-то случилось, маленькая хозяйка? — холодно усмехнулся полковник, и Матушка сразу ощутила себя уличной дурочкой, просящей милостыню. — С ним все в порядке, хотя инспекция пограничных гарнизонов затянулась, и он не вернулся в Вишерог в запланированные сроки. А разве он тебе не пишет?

Бруни молча покачала головой. После того, последнего, сообщения ее Шепот сердец замолчал, не передав ни одного письма. Ни вопросов, ни ласковых слов, ни разочарования… Ни-че-го!

Торхаш если и выглядел обеспокоенным, то лишь мгновение.

— Не нужно волноваться, — гораздо мягче, чем в начале, произнес он. — С ним все в порядке! А я заехал попрощаться — уезжаю по срочному делу.

— Надолго? — Матушкин голос предательски дрогнул. Жизнь словно специально рвала ниточки, связывающие с любимым: сначала замолчал Шепот, теперь — уезжал лучший друг.

Беловолосый оборотень проворчал под нос так, что все услышали:

— Какие нежности!

— Дикрай! — укоризненно покачал головой брюнет.

— Молчу, Яго, молчу! — хмыкнул тот.

— Не знаю, — полковник пожал плечами. — Может, месяц, может — два. Как повезет. За Веся не беспокойся, в Университете за ним приглядит мой товарищ.

Матушка обвела растерянным взглядом всех троих. Черноволосый посмотрел на нее, как ей показалось, с сочувствием, и вскочил в седло. Дикрай, подмигнув ободряюще, последовал его примеру. А Красное Лихо вдруг наклонился и легко коснулся губами ее лба. Она ощутила жар его дыхания на своей коже — температура тела у оборотней была на несколько градусов выше человеческой.

— До встречи, маленькая хозяйка, — тихо сказал он и одним движением взлетел в седло своего гнедого жеребца.

Ловко развернул его и пустил рысью.

Из-под копыт коней снег взвился белым дымком.