Золушки из трактира на площади

— Пойдебте на втодой этаж — в официальных помещедиях Гильдии, каковые даходятся да первом этаже, я не вешаю свои полодна, — пояснил он, направляясь к лестнице в углу комнаты и чихая. — Извидиде! А как вы смотдите на цифру девять?

— Десять, и по рукам! — твердо сказала Матушка и добавила: — На весь ассортимент, не только на посуду!

Мастер Вистун хмыкнул и повернулся к ней, чтобы шлепнуть своей горячей ладонью по ее подставленной ладошке.

— С вами так же приятдо иметь дело, Брунгильда, как и опасно! Идите за мдой!

— Куда это вы? — изумилась Туча Клози, выходя из кухни с подносом в руках.

— Мадушка интедесуется кадтинами, — пояснил Висту, — иди к нам, золодце!

Оглянувшись на матрону Мипидо Бруни заметила, как та, прижав руки к груди, судорожно вздохнула. Должно быть, немного в жизни главы Гильдии прачек было ласковых слов и произносящих их мужчин, раз она — не боящаяся никого и ничего — реагировала на них подозрительным блеском в глазах.

Коридор второго этажа шел вкруг нескольких комнат. На простых, неотделанных стенах висели картины Висту. Матушка сбилась со счета, пытаясь их пересчитать.

— Здесь только тредья часть, — неожиданно смутился гончар, будто Бруни поймала его за каким-то неприличным занятием, — остадное хранится на чердаке!

— А ваши последние работы, — поинтересовалась она, — Осенняя фея и Пресветлая с Аркаешем — я могу на них посмотреть?

— Фею — да, — кивнул Висту, — но дад Пресветлой я еще даботаю!

— Он даже мне ее не показывает! — похвасталась Туча Клози. — И дверь в мастерскую запирает, а ключик носит на шее!

Вистун покраснел в цвет собственного, насморочного, носа.

— Не позодь беня педед гостьей, Кдози! — попросил он. — Де богу я дикому показывать дезакодчедные работы! Так было и так будет! — довершил он внушительно и сердито глянул на матрону Мипидо.

И та кивнула, как послушная девочка:

— Как скажешь, солнце!

Глава Гильдии гончаров повел рукой:

— Смотдите, Мадушка. Де все из дих пдодаются, до я вас о дом предупдежу.

Заложив руки за спину, Бруни медленно двинулась вдоль коридора. Ей поневоле вспомнилась галерея во дворце, та, с огромным окнами, куда они неосторожно выскочили с Ваниллой после посещения мастера Артазеля. Там тоже висели портреты в шикарных позолоченных рамах, громоздкие, полные богатых, но темных тонов… И ни на один из них она не променяла бы полотна, которые сейчас разглядывала!

Висту рисовал природу — умудряясь уместить на грубовато проработанных древесных стволах тончайшие ходы жучков-древоточцев, а на листьях — прожилки, которые, светились жизнью. Висту рисовал — небо и море, опрокинутыми друг в друга чашами, полными пены и облаков, полными сияния солнца и загадочного мерцания лунной пыли, полными парусов и чаек, одинаково белых и стремительных. Он не пытался приукрасить изображаемых людей, и оттого их лица были и грубы, и некрасивы, и глупы — ежели таковыми являлись хозяева, но все они в портретах получили вторую жизнь и пропуск в категорию, именуемую Вечность.

Матушка смотрела и не могла насмотреться! Такое искусство — не ярмарочно-яркое, слащавое, но искреннее и временами даже непривлекательное, ей было близко и понятно. И — она знала точно! — будет близко и понятно людям. Томазо Пелеван не подозревал, как был прав, когда говорил о том, чтобы показать им картины Висту!

— Мастер, — Бруни повернулась к нему, — у меня к вам встречное предложение! По плану, нарисованному Томазо, в мансарде здания будет большое и светлое помещение. Ваши картины — чудесны, но здесь не видны никому, кроме вас! Давайте откроем их для людей? Я предоставлю мансарду для выставки ваших полотен почти бесплатно!

Клозильда хмыкнула и одобрительно кивнула. Ей нравилось и предложение Матушки, и то, каким образом оно было сделано. Матрона Мипидо тоже была дамой с деловой хваткой!

— Бочти? — мягко улыбнувшись, уточнил гончар.

— Когда интерьер нового трактира будет готов, вы сами подберете под него картины для оформления, — пояснила Бруни. — Иногда мы будем менять их, чтобы оживить залы. О периодичности договоримся. А остальные ваши полотна пусть живут в мансарде, не в темноте, но на свету, и радуют людей, как радуют меня — влюбившуюся в них с первого взгляда!

— Зачеб ваб это? — Висту внимательно смотрел на нее.

Она пожала плечами.

— В жизни немного радости, мастер, и еще меньше правды. А в ваши картины полны ими, как осенние соты — медом! Вы покажете мне Фею?

Висту, кажется, для себя уже все решил. Но повернулся к Туче Клози и спросил:

— Как тебе пдедложедие Мадушки?

Клозильда бросилась ему на шею, едва не повалив на пол, расцеловала в веки и губы, отодвинула от себя и сказала, с любовью глядя в глаза:

— Ты — истинно велик, мой Вистунчик! Пусть Вишенрог узнает об этом!

Бруни едва не расплакалась, глядя на них — побитых жизнью и одиночеством людей, неожиданно обретших друг друга на ее, Матушкином, дне рождении.

— Догда у бедя всдедчдое пдедложедие! — широко улыбнулся мастер и чихнул. — Есди Фея ваб пдидедся по вкусу — я ее ваб подадю!