У картины задерживались не только жители квартала, приходящие в трактир. Разглядывали ее и знатные гости, и гвардейцы короля, все чаще появлявшиеся у Матушки Бруни. И некоторые из них даже подкатывали к ней с просьбой познакомить с моделью. Бруни рассказывала о них Клозильде, купавшейся в лучах неожиданно рухнувшей на нее славы, а та гоготала гигантской гусыней и твердо отказывалась от «интересных» предложений. «По первой скажу тебе, Матушка, — объясняла она, — если я к себе буду относиться с меньшей строгостью, чем к девкам своим, и играть непонятно с кем в чуйства — какая же я буду им защита и подмога, коли они оступятся, и начнут шашни вертеть с клиентами? А второе — есть у меня сердешный друг, и так он велик, что никакой бла-ародный господин рядом с ним не сравнится!» В общем, благодаря всем этим событиям, посетителей в трактире стало больше, и Матушка всерьез задумывалась об еще одном помощнике.
— Ты уже думала, кого будешь набирать к «Другу»? — однажды вечером спросил ее Пип.
На кухне были вдвоем — Дрюня повел супругу в театру, на спектакль о какой-то поломойке, умудрившейся наступить на ногу принцу и тем самым поразить его в самое сердце!
— Как там дело поставишь?
— Рано еще, — лукаво улыбнулась Бруни.
— Ничего не рано, — повар тут же заворчал, как сердитый кот, — надо спланировать так, чтобы без простою заработало!
— Шеф-поваром будешь ты, — не моргнув глазом, ответила Матушка, которая, конечно же, все обдумала тысячу раз, — я — хозяйкою. Девушек-служек наберем новых — молоденьких, чистеньких и хорошеньких. И тебе в помощь трех поварят — одного подмастерья и двух учеников.
— А здесь кто останется? — удивился повар.
— За повара будет Питер, — твердо сказала Бруни. — Я вижу, как он от души готовит, прямо светится весь, когда у плиты встает. Ежели что, Ровен ему поможет, она у нас с тобой же навыков нахваталась столько, что могла бы и сама кашеварить. Только она это дело не любит — ей бы порядок держать, денежки считать и забуянивших ребятушек воспитывать. А значит…
— …Быть ей тут хозяйкой! — довершил Пип и хмыкнул. — Ловко ты все придумала! Хотя, конечно, время покажет, как оно будет!
Матушка покивала и вышла в зал. Рассеянно обежала глазами немногих посетителей — время уже было позднее. Еще немного — и закрываться.
Время…
Люди говорят, оно лечит, только не правда это!
Дверь неожиданно широко распахнулась, впуская троих посетителей в темных плащах с капюшонами, скрывавшими лица. Все трое было высоки ростом и широкоплечи, будто братья-близнецы. Остановившись на пороге, тот, что шел первым, неторопливо огляделся и направился прямиком к только что освободившемуся столику «Под Феей». Уходивший оттуда мастер церемонно кивнул Матушке. Она улыбнулась в ответ и поспешила к столику: забрать плату и убрать посуду со стола. На Ровенну можно было не надеяться — богатством и знатностью от пришедших несло за версту.
— Добрых улыбок и теплых объятий, господа, — в широкие спины сказала она, — позвольте я уберусь здесь, прежде чем вы сядете?
Двое последних как по команде обернулись и застыли перед растерянно остановившейся Бруни, не пуская ее. Она разглядывала их одинаково тяжелые подбородки и думала, что у людей с такими челюстями обязательно должен быть хороший аппетит.
— Пусть уберет, — послышался негромкий голос третьего. Он уже сел за стул — спиной к залу.
Сопровождающие расступились, и Матушка смогла подойти к столу. Быстро похватала грязную посуду, передала подошедшей Ровенне, приняла от ее сестры традиционную кружку с морсом и тарелку с сухариками.
— Традиция?! — полу вопросом, полу утверждением отметил гость и сделал приглашающий жест — резкий, повелительный: — Сядь.
Бруни села напротив. Незнакомец рассматривал картину. Задумчиво нащупал сухарик, сгрыз в мгновение ока и взялся за второй.
— Если господин желает отужинать, я могу предложить… — сказала Матушка.
— Тс-с-с! — гость прижал палец к губам. — Дева, изображающая Фею, дивно габаритна и чудесно хороша, краски — великолепно подобраны, и в картине чувствуется рука истинного мастера, но я не помню подобной манеры письма среди корифеев! Откуда у тебя это?
— Подарок друга, — пояснила Бруни, — мастера Висту Вистуна, главы Гильдии гончаров.
— Сколько ты хочешь за картину?
Посетитель впервые посмотрел на нее, и она ощутила себя не в своей тарелке. В тени капюшона его глаза мерцали двумя углями, как у хищного зверя. Однако она была уверена, что перед ней человек, а не оборотень.
— Прошу меня простить, но картина не продается!
Незнакомец сдвинул капюшон назад, и Бруни — ни жива, ни мертва! — узнала Его Величество Редьярда Третьего.
— Сколько? — веско спросил он. Бледность и испуганный вид Матушки не укрылись от его взгляда. Он постучал пальцами по столу и добавил: — Я могу забрать и так!
— Можете — забирайте! — сведенными судорогой губами прошептала Бруни. — Картина не продается!
— Упорная? — хмыкнул король. — Упертая? Признавайся — ты ведьма?