Зорге. Под знаком сакуры

Взял еще пару книг, это были старые танки — умные стихи, не уступающие Омару Хаяму, танки Зорге очень нравились, они были тоньше четверостиший Хаяма, — поставил и эти книги на место. Они тоже имелись у Рихарда Зорге.

Вообще у него в библиотеке были собраны почти все книги, так или иначе касающиеся Японии. Японии старой и современной, ее нравов и обычаев, религии и архитектуры — по всем вопросам, словом, вплоть до анализов земли и описания посуды, занавесок, печных труб и деревянной обуви.

Пройдя к другой полке — высокой, выше человеческого роста, — Зорге снял с нее толстенную книгу в старом кожаном переплете и оглядел зал: нет ли в магазине агентов «кемпетай»? Агентов не было, Зорге оторвался от них по дороге в Канду, уйдя на двух перекрестках на красный свет. Да потом, мотор у его автомобиля много мощнее, чем в машине «кемпетай»… Посмотрел на часы — Ходзуми Одзаки должен был появиться ровно через четыре минуты.

Как все японцы, Ходзуми обладал точным ощущением времени и никогда не опаздывал. В книжном магазине он появился ровно через четыре минуты, неспешно прошел к одной полке, потом к другой, перелистал несколько книг, двинулся дальше. Зорге наметил, что стыковка должна произойти вон у того высокого яркого стеллажа, лучшего места не найти, и пошел навстречу.

Подойдя к стеллажу, взял в руки первую попавшуюся книгу. Этот стеллаж имел «географический оттенок» — был посвящен разным странам и континентам, на обложках можно было увидеть попугаев и гигантские баобабы, белых мишек и трогательных пингвинов, разброс был большой. Книга, которую взял Зорге, была посвящена Вест-Индии.

Неспешно приблизившись к стеллажу, Одзаки также взял в руки книгу и начал с задумчивым видом перелистывать ее.

— Рад видеть вас, Ходзуми, — едва слышно проговорил Зорге. — Какие новости?

— Пока никаких. Противостояние продолжается.

— Ходзуми, правительство Японии должно знать, что у Советского Союза на восточных рубежах стоит армия, которая будет помощнее Квантунской — два с половиной миллиона человек… Плюс современная военная техника. Ни один солдат не отправлен с Дальнего Востока на запад, на борьбу с фашистами — все находятся на месте. Если Япония хочет, чтобы повторился Халхин-Гол, только в огромном, увеличенном масштабе, — может переходить границу СССР.

— Это мой шеф, принц Коноэ, знает очень хорошо. Но генералы, а их много — Тодзио, Танаки, Араки, Хирота, Доихара и прочие, имеют очень большую силу, Рихард. Пока идет борьба. Надеюсь, что она завершится нашей победой.

Какими еще аргументами вооружить этого славного человека, Ходзуми Одзаки? Увы, все аргументы, что есть, Ходзуми знает назубок, других аргументов нет.

Центр уже дважды, вчера и сегодня, запрашивал Зорге: не изменилась ли позиция Японии, не полезет ли она на рожон и не втянется ли в войну? Пока Зорге давал на этот вопрос неопределенные, почти уклончивые ответы. Непонятно было, совсем непонятно, как завтра поведет себя японское правительство, сумеют генералы перетянуть на свою сторону одеяло или нет… Господи, спаси Россию!

Еще раз окинув внимательным взглядом зал, Зорге поставил на стеллаж толстенный красочный том, посвященный Вест-Индии, Ходзуми Одзаки, наоборот, сунул свою книгу под мышку и поспешил к кассе, чтобы рассчитаться, Зорге перешел в другой отдел, выбрал там энциклопедию, посвященную морским животным, и минут через пять неторопливыми шагами также направился к кассе.

На душе было тревожно, в ушах трещали какие-то неведомые сверчки.

Когда же кончится это противостояние и чем оно кончится?

Тяжело было группе Рамзая — по-нынешнему, группе Инсона, тяжело было и самому Инсону. Кто знает, что день грядущий готовит всем им?

Не было на это ответа.

Зорге вышел из магазина на улицу, сел в машину. Несколько минут сидел, не двигаясь, какой-то оцепенелый, словно бы мышцы ему сковало холодом, потом достал из кармана шелковый чехольчик с завязками, в котором прятал трубку.

Неплохо было бы выкурить сигару, но сигар у него с собою не было, только трубка и немного табака. Он медленными размеренными движениями набил трубку табаком, поджег его и снова примял содержимое пальцем — из трубки только искры полетели. Запахло паленым. Зорге запоздало отметил, что боли он не почувствовал совсем — нервы обострились настолько, что он перестал ощущать боль. Это было плохо.

Снова сунул в трубку спичку, почмокал губами, всасывая в себя душистый дым, раскочегарил «агрегат» — это была его лучшая трубка, вырезанная из корня вишневого дерева, — проводил невидящим взглядом стайку студентов. Мысли его находились далеко отсюда.

Впрочем, где находились в ту минуту мысли Рихарда, понять можно было без всяких слов.