Зорге. Под знаком сакуры

— Очень трудолюбивые люди. Ловили рыбу, выращивали хлеб, они даже картошку выращивали, вот ведь как, когда ею в Европе совсем не пахло, удачливо охотились, одной стрелой умели сшибать двух птиц — в общем, достойные люди жили здесь, молились горе Фудзи, — Зорге приподнял подбородок, указывая на огромную, посверкивавшую красными бликами гору, занимавшую половину горизонта. — Кстати, слово «фудзи» совсем не японское, Эйген…

— Айнов?

— На языке айнов слово «фудзи» означало «огонь». Японцы, как видите, не только айнов распотрошили, но и их язык.

Фудзияма была видна с любой точки дороги, с любого поворота, Отт невольно пригибался, заглядывая под козырек кабины, — огромная гора с окольцованной льдом и снегом макушкой, нестерпимо сияющей, будто к ней прилипло солнце, притягивала к себе, от нее невозможно было оторвать взгляд, внутри обязательно рождалась некая суровая робость и одновременно восхищение, сковырнувшие с языка все слова: какая все-таки мошка человек рядом с великими творениями природы!

— Мда-а! — не выдержав, потрясенно произнес Отт.

Когда диск солнца коснулся неровного края горы, ледовый срез заискрился, забрызгал крупными стремительными каплями, рванувшими в разные стороны, задвигался, словно бы кто-то невидимый плавил, уменьшал макушку горы, огонь слепил глаза… Вид был совершенно неземной, колдовской.

— М-да, — вновь потрясенно проговорил Отт, у него даже лицо сжалось, сделалось узким, незнакомым, подбородок уменьшился.

Рихарда эта дорога тоже каждый раз потрясала, рождала внутреннее онемение и вопрос: как природа сумела создать такое совершенство? Как? Зорге этого не знал.

Отражение Фудзиямы сияющей дугой врезалось в спокойную темную воду озера Яманака.

— А вот того, что ты рассказал мне об айнах, я не знал, — мрачно проговорил Отт, — надо будет запросить в Берлине дополнительные материалы.

— Не надо, Эйген, — как можно мягче произнес Зорге, — в Берлине это может кое-кому не понравиться.

— Согласен. — Отт, погружаясь в недобрые мысли, подвигал из стороны в сторону тяжелой нижней челюстью, будто собирался драться. — Где сейчас живут айны?

— Часть на Сахалине, часть на Хоккайдо, часть в России. Но основная часть там, — Зорге постучал пальцем по потолку машины, — на том свете.

— За что же их так невзлюбили японцы?

— Все за то же, за что завоеватели всего мира не любят другие народы. За то, что земли соседей кажутся лучше, плодороднее, шире… Японцы приплыли с крохотного острова Кюсю, где обитали в тесноте, на большой остров Хонсю, принадлежавший айнам. Поставили на земле айнов одно-единственное здание — замок Эдо. С него и началось нынешнее Токио и вообще — теперешняя Япония. А об айнах японская история постаралась забыть. Тем более что японцы относятся к монголоидной расе, а айны нет. Так что, дорогой Эйген, в любом японском учебнике по истории ныне черным по белому начертана одна утверждающая истина: айнов здесь никогда не было — жили только японцы.

Говорили только Отт и Рихард, Хельма продолжала молчать, за всю дорогу не произнесла ни одного слова. Иногда Зорге в навесном зеркальце ловил ее взгляд, тихо улыбался, Хельма отвечала ему ответной улыбкой, и Зорге гнал машину дальше.

При ресторане, в который они приехали, имелся небольшой отель, поставленный на сваи, — специально для любителей романтики и красивых видов, готовых сутками любоваться Фудзиямой и дышать целебным озерным воздухом, — Хельма с вожделением глянула на отель и потупила глаза.

Далеко в озеро был вынесен деревянный настил, к которому цепями было привязано несколько крупных тяжелых лодок, на носу каждой лодки в неподвижной позе застыла массивная неуклюжая птица. То ли спали птицы, то ли думали о чем-то своем, явно непростом, может, даже неприятном, то ли просто смотрели в воду, считая стихию воды лучше стихии земли, — не понять…

Зорге поставил машину на площадке метрах в двадцати от ресторана, Отт, любопытствуя, приблизился к лодкам — его заинтересовали неподвижные громоздкие птицы — уж не чучела ли? Что-то нет в них ничего живого — может, они давным-давно сдохли?

Одна лодка, заказанная Рихардом, была готова к выходу: столиков в ресторане не было, трапезы проходили на воде, на плаву, в лодках. Знаменитую форель добывали тут же в озере и еще живую показывали клиентам…

На корме заказанной лодки сидели двое японцев, готовых приступить к работе — с голыми ногами, в закатанных до колен штанах. Это были гребцы. Гребли они необычно — не руками, а ногами — и гребли очень ловко и сильно, обхватив весло ногой. Лодку в одно мгновение могли развернуть в любую сторону, весел не теряли… На носу, рядом с огромной нахохленной птицей, стоял рыбак-наставник — худенький круглоголовый человек в прорезиненном фартуке.

В центре лодки был натянут трехслойный навес из двух видов ткани — бархата и брезента. Бархат был проложен сверху и снизу, брезент, чтобы на гостей не упало ни капли воды, был протянут между двумя слоями бархата.