Зорге. Под знаком сакуры

— Попробуем тэмпуру — японскую кухню с португальскими корнями. Тэмпура, Эйген, это — рыба, ракушки, гребешки, трепанги, разделанные крабы, раки, лангусты, омары, которых окунают в жидкое тесто и жарят в глубокой сковородке, в растительном масле. Подают с соусом из сои, мирина и тертой редьки. Но главное будет не это, Эйген, главное — форель озера Яманака, форель-сасими.

Сасими — сырая рыба… С добавлением соуса. Вот все, что Эйген знал о сасими. Неужели вояки, с которыми он общался на разных учениях, так ни разу и не угостили его вкусной рыбой сасими?

Впрочем, и Хельма, и сам Отт отпробовали много чего такого, что можно отпробовать только на островах, здесь, но сасими не пробовали. Отт ожил, он был в восторге от стола, чмокал языком, крутил головой, словно школяр, требующий знаний и спрашивал громко:

— А где же сасими из сладкой здешней форели?

— Сасими впереди. — Зорге сделал гейше знак, чтобы та ладошкой прихлопнула струны сямисена. Накрашенная девушка немедленно подчинилась ему.

Бархатный полог раздвинулся, стала видна плотная темная вода, над которой повесили корзину с ярко горящими углями, рядом с корзиной угрюмо громоздилась сонная птица, разогревала себя пощелкиванием клюва.

На длинную, со встопорщенным пером шею птицы было натянуто оловянное кольцо — некий ограничитель, как разумел Отт, не дающий птице проглатывать крупную рыбу.

— А что это за птица? — спросил он хмельным голосом.

— Обыкновенный баклан. Рыбы берет вагон. Больше баклана не добывает рыбы ни одна птица в здешнем море, Эйген.

Рыбак-наставник, присматривающий за птицей, коротенькой железной кочергой поворошил угли в сетчатом садке корзины, темная гладь озера сделалась рыжевато-синей. Вот в ней мелькнула проворная серая тень. Баклан беспокойно заворочал головой, по-собачьи заворчал. Мелькнула еще одна тень, за ней еще. Баклан резко хлопнул клювом и переступил с ноги на ногу, низко согнул шею — был готов к броску.

Лодка бесшумно скользила по бездонной воде. Где-то недалеко заполошно завозилась, закрякала, утка, но баклан на нее не обратил никакого внимания, он даже не был привязан к цепи или веревке, свободно сидел на носу лодки, мрачно протыкая взглядом толщу воды. Вот хозяин легонько тронул его рукою за крыло, и баклан незамедлительно прыгнул в воду, взбил на темной поверхности ворох белесых пузырей и исчез в глубине.

Через несколько минут он вынырнул и, держа в клюве крупную сильную форель, неторопливо поплыл к лодке. Хозяин втащил птицу на нос, отобрал рыбину и одобрительно похлопал баклана по спине, на которой не было ни одной капли воды… Вновь тронул баклана за крыло, и тот, грузный, неуклюжий, весом не менее человека, беззвучно прыгнул в воду.

Спустя две минуты всплыл вновь. Форель на этот раз попалась некрупная, не столь бойкая, и баклан, все поняв, щелкнул клювом, разворачивая рыбу головой вниз — ходом вперед, и форелька, будто смазанная маслом, беспрепятственно юркнула в птичий желудок.

Наставник подал птице сигнал, и баклан, не поднимаясь на борт, покорно вскинул мощные толстые лапы и в третий раз ушел в темную глубину.

— Потрясающе! — прошептала Хельма за спиною Зорге.

Баклан стремительно вынесся из-под воды, шумно рассыпая брызги и держа в широком сильном клюве длинную форель. Хозяин сдержанно поблагодарил птицу:

— Ты настоящий данна-сан. Иди сюда!

Баклан покорно поплыл к лодке, отдал отчаянно бьющуюся рыбину наставнику, тот помог забраться баклану на нос лодки.

Через несколько минут разделанная на пластинки, нежная, с прозрачными прослойками жира, сырая форель лежала на деревянных дощечках, рядом официант поставил несколько кюветок с различными соусами: один соус, послабее — с имбирем, второй, посильнее — с горчицей васаби, третий — с соей и перцем, четвертый — с местными пахучими травами, пятый — с добавлением мирина, шестой — еще с чем-то, в соусах даже знаток японской кухни Зорге разбирался посредственно.

Командовал официантами вежливый японец в синей куртке, расшитой галунами, он склонился к Зорге и посоветовал тихо и бесстрастно:

— Советую попробовать форель со всеми соусами и сравнить.

Старшой знал, что говорил.

Когда решили перекурить — нельзя же все время есть и есть, — Отт откинулся назад, на подушку и, глядя на слабо мерцающий огонек своей сигареты, проговорил задумчиво:

— Наши японские коллеги запросили у нас помощь, Рихард… даже не знаю, как к этому отнестись.

— Что же хотят наши местные друзья?

— Год назад в центре Токио засекли коротковолновый передатчик, потом засекли в другом месте, затем в третьем… Сколько ни набрасывали на город сетку — ничего не изловили. Просят помочь им с передвижными радиопеленгаторами. Хотят приобрести пару установок.

Зорге ощутил, как внутри у него заплескался холод, в горле возник противный пыльный комок. На лице же ничего не изменилось: как было лицо Рихарда спокойным, так спокойным и продолжало оставаться. Он неторопливо раскурил трубку.

— Сейчас, Эйген, будут снова подавать традиционную японскую тэмпуру, поэтому советую сменить саке на холодное пиво.