Мотор мотоцикла был хорошо отрегулирован, хотя грохот издавал такой, будто вулкан Фудзи решил проснуться, жители окрестных улиц встревоженно задирали головы, вглядывалась в небо, пытаясь понять, что там происходит. А это был всего лишь навсего Рихард Зорге, сосед-журналист.
Он запер дверь ограды, радостно хлопнул ладонью по бензобаку «цюндапа» и дал газ.
Птиц с ближайших деревьев будто дробью посшибало, а один нахальный попугайчик, чувствовавший себя на участке своей хозяйки, как дома, перетрухнул настолько, что перепутал небо с землею и вверх ногами понесся неведомо куда, — летел до тех пор, пока не всадился головой в забор и, очумелый, с полуотключенным пульсом, не свалился под вишневый куст.
В общем, «цюндап» — это «цюндап». У мотоцикла имелся не только приличный голос, но и скорость он мог развить такую, что пуля ни за что не догонит.
На узких улочках своего района Зорге старался не газовать, чтобы сдохших птиц было поменьше, а вот когда чуть отъехал и углубился в город, дал полный газ. Земля накренилась хищно, уткнула морду в ноги, а хвост задрала, стараясь дотянуться им до позолоченных, ярких от солнца облаков, «цюндап» понесся так, что у Зорге запела душа — уже несколько дней он не катался так лихо.
Стоило только дать газ чуть побольше, как мотоцикл норовил выскочить из-под задницы, извините, удержать его было невозможно.
Узенькие короткие улочки делались игрушечными, очень низкими — дома были не выше спиченного коробка, такую иллюзию создавала скорость, — превращались в ветер. Собственно, они и рождены были ветром.
По пути Зорге обогнал несколько машин, сделал это шутя — легкий поворот рукоятки газа на себя, и автомобиль оставался далеко позади. Нет, не было еще в руках у Зорге такого мотоцикла, такой — первый.
Иногда на дороге попадались велосипедисты, в основном немолодые люди в тростниковых шляпах, на манер примитивного абажура нахлобученных на голову, с шестами, перекинутыми через плечо.
Это были перевозчики товара — рыбы, кукурузы, сахара, муки, овощей, на шестах, на самых торцах красовались глубокие корзины, из такой корзинки никакой, даже самый скользкий товар не вывалится, управляли «кошелочники» велосипедами ловко, ошибок старались не делать, и товаром, висевшим на плече, на двух концах шеста, тоже управляли ловко, и все равно Зорге, подъезжая к ним, обязательно притормаживал — мало ли чего!
Притормозил он и в этот раз. За рулем велосипеда, едущего впереди, сидел старый, согнутый кренделем японец с длинными прямыми волосами, падающими из-под худой тростниковой шляпы не плечи.
Обе кошелки, висевшие на правом плече старика, были доверху загружены рыбой. Зорге сделал перегазовку и аккуратно, едва давя на педаль тормоза, придержал мотоцикл.
Не тут-то было. Мотоцикл повел себя не так, как должен был вести — заскользил по дороге быстрее и начал крениться на один бок. Видимо, Зорге сделал что-то не то. Либо что-то случилось с капризной машиной. Но что именно он сделал не то, где он ошибся, что случилось с мощным «цюндапом», Зорге не успел сообразить. Мотоцикл заскользил быстрее, мотор заревел оглашенно, Зорге попробовал выровнять машину, но не сумел.
Тяжелый мотоцикл наезжал на старого согбенного кошелочника, везшего рыбу. Зорге вновь попробовал выровнять мотоцикл, но он завалился еще сильнее — вот-вот начнет скрести торчками педалей по земле.
Но прежде чем это произойдет, мотоцикл всадится в велосипедиста. И Рихард обрушил мотоцикл на землю. Вместе с собой.
Управлять «цюндапом» уже было нельзя, и сделать ничего было нельзя, даже с сидения нельзя было соскочить, поскольку одна нога была уже придавлена мотоциклом… Ревя мотором, «цюндап» нарисовал широкую дугу и врезался в бетонный забор, который какой-то совсем не бедный японец установил для собственных нужд.
Рихарда оглушила боль — сильная, резкая, словно раскаленная сталь, не боль, а огонь, именно такой огонь сжирал когда-то Рихарда на фронте, — на несколько мгновений он отключился, потом вновь пришел в себя.
Ему было важно, очень важно было знать, зацепил он человека, везшего рыбу, или нет. Согбенный велосипедист с длинными неряшливыми волосами, вольно спадающими на плечи, в эту минуту усиленно нажимал на педали велосипеда — он спешил как можно быстрее покинуть место происшествия. Человек этот даже не оглянулся на разбившегося мотоциклиста.
Зорге застонал и отключился вновь.
Поломался Рихард здорово. Перебитая челюсть, рваные раны на теле, рана на голове, затекшая черной кровью… Новенькие тонкие перчатки, и те пропитались кровью. В ушах стоял сильный шум, будто рядом с Зорге разорвался снаряд.
— В операционную! — из далекого далека донесся до него решительный командный голос. Голос едва пробился сквозь шум, звяканье, чью-то громкую речь и противное железное лязганье, которого еще несколько минут назад не было.