Зорге. Под знаком сакуры

— Правильно мыслишь, — сказал Осаки, посмотрел на свои ногти, неровно обрезанные, будто обгрызенные, поморщился — увидел себя со стороны, дернул головой неодобрительно: нечего проявлять слабость, он — сильный человек. А смотреть на себя со стороны и сомневаться — это удел слабых. Предложение Икеды в принципе правильное, но оно находится на поверхности, плавает, как бамбуковая щепка в луже воды. — Что еще ты можешь предложить?

— Пока болен коммивояжер Клаузен, передачи ведь тоже не идут в эфир?

— Чего ты спрашиваешь, Икеда? Ты это только что прочитал в донесениях агентов «кемпетай».

— Значит, коммивояжера надо рассматривать, как возможного радиста.

— Правильно, Икеда. Наши мысли с тобою совпадают.

— А если мы окончательно поймем, что эти двое имеют отношение к шпионской организации и к радиопередачам, которые мы ловим, то очень быстро наймем людей, которые работают на них. Надо разрабатывать эту группу дальше, Осаки-сан.

— Твои мысли совпадают с моими, Икеда. Ты — надежный офицер. Иди!

Икеда вытянулся, щелкнул стоптанными каблуками друг о дружку.

— Благодарю за похвалу, Осаки-сан.

Исии Ханако хотя и принадлежала к высокому роду, но попала в разлом между двумя разругавшимися ветвями рода и жила с матерью в маленьком домике в условиях довольно стесненных, где не было даже телефона.

Рихард, чтобы встретиться с ней, посылал телеграммы, где назначал свидание, либо сообщал, что тогда-то и тогда-то появится в баре ресторана «Рейнгольд», и Исии всегда ожидала его. Лицо ее начинало светиться нежностью, Исии было не узнать — при появлении Зорге она преображалась.

В этот раз она, увидев Рихарда, засветилась было, но в следующий миг погасла, опустила голову. Зорге обнял ее.

— Ханако, у тебя что-то произошло? — Он прижался лицом к ее волосам. Рихард вообще любил запах, исходящий от женских голов, он мог вслепую, с закрытыми глазами определить, кто около него находится, какая именно женщина — Хельма Отт или Агнес Смидли, которая пару раз приезжала в Токио, посольская секретарша Хельга, давно заглядывавшаяся на него либо преподавательница музыки Томо, очень красивая статная сорокалетняя японка… Эти женщины следили за собой, чистота для них была одним из условий жизни. — Случилось что-нибудь?

Отрицательно покачав головой, Исии прижалась к Рихарду. Ему показалось, что он неожиданно услышал, как стучит ее сердце. Что-то цепко сжало ему горло, сжало туго, а затылку сделалось горячо. Он вздохнул.

— Ханако, пожалуйста, ничего не скрывай от меня, — тихо попросил Зорге, — не надо, ладно? Мать заболела?

Исии вновь отрицательно качнула головой.

— Нет.

— Неурядицы на работе? Повздорила с Хельмутом Кетелем?

Хельмут Кетель, говорливый толстый немец, был владельцем ресторана «Рейнгольд», любой конфликт, возникший у Исии с ним, Зорге уладил бы в несколько минут — все-таки Зорге был руководителем нацистской ячейки в Токио, и вряд ли бы пивной король Кетель отказал в чем-нибудь своему партийному шефу.

Вместо ответа Исии всхлипнула.

— Я боюсь, Рихард, — сказала она.

— Чего боишься? Почему?

— Раньше за мной ходил один сотрудник «кемпетай», теперь ходят трое.

— Ну и пусть ходят, — Зорге постарался наполнить свой голос нотками беспечности, — это их работа. Свои иены им надо как-то оправдывать.

То, что к Исии приставили трех топтунов, было плохим знаком.

— Исии, ты сегодня работаешь?

— Нет.

— Поехали ко мне, на Нагадзакамати. Посидим, выпьем вина, выпьем кофе, что-нибудь съедим… А, Ханако? — Он усадил Исии в машину. — И вообще, выше нос, милая!

Исии улыбнулась. Глаза у нее были встревоженные.

Рихард встал очень рано, на сером плотном небе не было еще ни одной утренней блестки, ни одного оранжевого или светлого пятна, даже крохотного, способного предвестить день — вся Япония была словно бы погружена в некую удушливую вату, накрывшую дома, дороги, деревья, землю, заборы.

Исии он отвез домой в два часа ночи, пока ехал — посматривал в обзорное зеркальце, висевшее над его головой и очень быстро нащупал машину «кемпетай», подпустил ее поближе: не стоит лишний раз беспричинно дразнить эту кусачую организацию, и до самого дома Исии не отрывался от нее, а вот сейчас, если эта машина возникнет, он оторвется от нее обязательно, сделает пару хитрых петель, и вряд ли она его уже найдет.

Машина «кемпетай», конечно же, нарисовалась — вылезла из узкой боковой улочки, заспавшийся мотор взвыл от возмущения, когда водитель надавил на педаль газа, заперхал сдавленно, закашлял и заглох. Это было на руку Зорге.

Из машины выскочили два японца, суетливо подняли створки капота — сразу с двух сторон, — залезли в движок. Зорге представил себе, как они сейчас ругаются, на все лады костерят своего японского бога, засмеялся невольно. Смех его не был злорадным, скорее — сочувственным.