— Я хочу иногда вместе с друзьями выезжать в море на прогулку. Иногда, может быть, с рыбалкой — для желающих.
— У меня ведь все помещения ободранные, Зорге-сан…
— Это неважно. Помещения мы приведем в порядок, подкрасим, подправим, там, где надо будет что-то приколотить, — приколотим, Муто-сан. В общем, пусть тебя это не беспокоит.
— Я согласен, — сказал Муто.
— Завтра приедут два мастера и все сделают. На это уйдет дня два-три.
Когда Зорге возвращался в Токио по серой, забитой рассветным туманом дороге, навстречу промчалась отчаянно мигавшая фарами — хотя шоссе было пустынно — машина. Это был автомобиль полиции «кемпетай». «Кемпетай» шла по верному следу.
Раз в месяц в немецком посольстве устраивалась небольшая пирушка со шнапсом, яблочным вином, копчеными сардельками, нежным швабским беконом и баварским пивом, которое в Токио доставляли из Берлина на самолете. Больше всех веселился на этих пирушках майор Шолль — он вообще был очень жизнерадостным человеком и унывать не стал бы, даже попав на необитаемый остров без куска хлеба и клочка ткани, чтобы прикрыть срам и лысеющую голову от беспощадного солнца, радовался и прочий люд, кроме, может быть, секретарши посла Хильды, с тоской посматривавшей на Рихарда — она никак не решалась подойти к Зорге, а тот никак не хотел обратить на нее внимание. Не везло Хильде.
На этих ежемесячных пирушках Зорге был душою праздника — так было всегда, все сходилось на нем: и организация музыки и танцев, и закупка дополнительных продуктов, и придумывание каких-нибудь номеров-сюрпризов, и приглашение гостей с японской стороны…
Как-то Исии Ханако тоже попросилась на посольскую пирушку, в ответ Зорге отрицательно покачал головой.
— Тебе не надо там бывать, Вишенка, — он все чаще и чаще стал ее звать Вишенкой, — сейчас за тобою ходит три сотрудника «кемпетай», а будут ходить пять.
Исии покорно опустила голову.
Пирушка была в разгаре, громко звучала музыка, когда к Рихарду подошла Хильда, решительно потянула его за рукав:
— Пошли танцевать!
Зорге удивленно посмотрел на нее — раньше Хильда не была такой смелой, молча двинулся за ней в круг танцующих. Хильда танцевала легко, красиво, с места на место перемещалась стремительно, ее не надо было тащить, она охотно подчинялась командам партнера, и Зорге не удержался от похвалы:
— Молодец, Хильда!
— Конечно, молодец, — поддакнула Хильда, — только вы на меня, будто капризный арабский шейх, совсем не обращаете внимания. Обратите же наконец, Рихард!
Зорге улыбнулся, но ничего не сказал в ответ.
— Можно, я похвастаюсь? — неожиданно попросила Хильда. Что-то с ней произошло, но что именно, Зорге понять не мог — может быть, у Хильды сегодня день ангела? Или у нее в Берлине скончался дядя и оставил племяннице богатое наследство? Либо что-то еще, очень приятное, встряхнуло ее?
— Можно, — сказал Зорге.
— Через два дня я по посольским делам улетаю в Гонконг, вот. Могу привезти вам оттуда чистого марокканского кофе, рома, которого нет в Токио, либо копченой утятины по-гонконгски… Чего пожелаете, сударь?
План у Зорге созрел мгновенно. Вот он, случай, который нельзя упускать — другого такого случая в ближайший месяц может не представиться. А там… там поднимется с постели Клаузен и жизнь войдет в прежнюю колею.
— Знакомые у вас в Гонконге есть? — спросил Зорге.
Брови у Хильды поднялись недоуменным домиком: откуда? Она ни разу не была в этом экзотическом городе — не получалось.
— Нет, знакомых у меня там нету.
— Выходит, Хильда, вам даже никто не покажет этот удивительный город?
— Никто, Рихард.
— Я могу написать своему приятелю, попросить его — передам с вами небольшой подарок, и приятель будет в Гонконге вашим гидом. Он вообще вам очень пригодится, Хильда.
— Рихард, — нежно, неожиданно задрожавшим голосом проворковала Хильда, — спасибо, Рихард. Конечно же, я воспользуюсь вашим любезным предложением.
Зорге станцевал с ней три танца подряд. Раскрасневшаяся Хильда пребывала на вершине блаженства: наконец-то на нее обратил внимание мужчина, в которого она была влюблена.
— Рихард, когда можно будет зайти к вам за письмом?
— Да можно и не заходить. Я сам к вам загляну. Завтра же, когда буду в посольстве.
— Не-ет, я хочу побывать у вас, — капризно протянула Хильда, — я у вас еще ни разу не была. Другие были, а я — нет.
— Кто эти другие, Хильда?
— Ну, например, жена посла…
Столь откровенное признание кольнуло Рихарда, но он и вида не подал, что уязвлен, протянул только:
— Все-то вы знаете, Хильда.
Та дернула одним плечиком, обтянутым дорогой шелковистой тканью.
— Ну если не все, то очень многое, Рихард. В том числе и про вас.
— Про меня рассказывают всякие небылицы…
— Во всякой небылице есть только доля небылицы, все остальное — правда. Это закон.
— Может быть, может быть, — неопределенно протянул Рихард, — все может быть.
— Так когда мне можно зайти к вам, Рихард? — продолжала капризничать Хильда.
— Надо подумать… Надо подумать.
— А почему не завтра, Рихард? — Хильда надула губки.