Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Том 2

— Разными?.. А кто же с этим спорит?! — с ходу осадил коллекционер. — Вот вы, например… Вы, кажется, русского происхождения?.. Объясните мне, в чем разница между мною и вами?

— Лично я не вижу разницы, — сказал Петр, зная, что польстит старику таким ответом.

— Пьер, берите-берите еще мяса! — обратилась к нему докторша. — А ты, Боб, — так они обращались к старику, — перестань мучить человека! Ну что ты, право, заладил?

— Я вас мучаю? — спокойно осведомился коллекционер.

— Нисколько, — заверил Петр.

— Насчет средств выражения — я согласен, ваша взяла… — успокоившись, продолжал Обри. — Талант — это целостное. Это не то чтобы — тут бугор вырос, а там, понимаете ли, впадина или яма… Есть, например, такое понятие, как гений, лишенный таланта. Да-да, и такое бывает!.. Но я вам скажу, в чем разница между талантом и гением. Талант нам понятен сегодня, а гений будет понятен только через сто лет. Вот и постарайтесь взглянуть на современность с этой точки зрения. Вряд ли это возможно… Когда мы сегодня что-то называем «новым», мы должны понимать, что в основе всего лежит принцип… даже не знаю, как это назвать… Принцип выпячивания… Выпячивание одной составной части того, что мы называем образом, над другими его частями. Но можно как угодно это называть — погоней за оригинальностью, отсутствием стремления к взаимопониманию, что во все века уродовало искусство. Я встречаю, поверьте мне, художников и навидался…

Устремив на Петра мрачный взгляд, коллекционер покивал головой, словно призывая его к согласию, и, казалось, сам готов был идти на мировую. Но Петр, чувствуя, что старик готовит новую порцию аргументов, предпочел не дать ему возможности продолжать:

— Выпячивание, о котором вы говорите, выражает новое отношение к действительности, перевес единичного над целым. Или просто новое отношение к пространству, что очень характерно для нашего времени… — Удивленный складностью, с которой ему удалось высказать мысль, бродившую у него в голове с начала дискуссии, Петр на миг осекся. — Мы же не можем относиться к пространству так, как век назад. Даже за последние двадцать лет взгляд на эти вещи изменился. Сегодня ребенок знает, что трехмерное пространство — это условность. Если допустить, что измерений не три, а больше и что пространство имеет бесконечное число измерений, то станет очевидно, что единица в математическом, абсолютном смысле — это целое и может с тем же успехом отображать бесконечность, потому что она — тоже бесконечность. В чем разница между двумя бесконечностями?

Обри опешил. Затем, тяжело переведя дух, он впервые улыбнулся.

— Слышала бы вас Роз, моя жена… — пробормотал старик.

Петр стал накладывать себе в тарелку салат.

— Что бы там ни говорили, в элитарность искусства я не верю, — опять стал развивать тему Обри. — Куда ни глянь, везде одна и та же дилемма. Возьмите книги… Не станете же вы утверждать, что книги пишутся для горстки критиков? Я даже не говорю — для интеллектуальной элиты. В таком случае лучше писать диссертации или, как флоберовский фармацевт, демографические отчеты. От них хоть какая-то польза будет. Это, конечно, не означает, что книги должны превратиться во что-то утилитарное, в обыкновенный товар, но они должны быть доступны не академической публике. Произведения искусства создаются на чердаках, в мастерских, а не в академиях. Изделие!.. Понимаете, что значит слово «изделие»? Да вы возьмите того же Флобера, того же Мопассана. Возьмите Селина наконец… Вы любите Селина?

— Селин — неудачный пример, — уклонился Петр от ответа.

— Чем он неудачный?

— Нетипичный.

— Тогда возьмите ваших же Достоевского, Толстого… — настаивал Обри на конкретном примере, вновь взывая к корням своего собеседника. — Всё это, конечно, разные вещи. Но всех их что-то объединяет. Я к тому это говорю, что…

— От первого и от второго отрекались, — заметил Петр. — Толстым детей пугали.

— Скажу вам одну вещь… — подвел Обри черту. — Всё большое, всё настоящее всегда начиналось с простого. Появлялось на голом месте, из ниоткуда. В этом качественное отличие классического искусства от сегодняшнего, и может быть, даже единственное. Классическое искусство выросло из простого смысла. И литература и вообще искусство зиждется на общечеловеческих, простых понятиях. Но простое не значит — пустое. Согласны со мной?

— Согласен с тем, что всё настоящее начинается на голом месте, — сказал Петр.

— Какой-то у вас гордиев узел получается, — вмешался хозяин.

— Никакого узла! — отрезал Обри.

— А мне кажется, что Пьер прав, — поддержала докторша не гостя, а мужа, но солидарно косилась всё же на Петра. — Сегодня всё так усложняют, всё так…

— Я как раз на то и сетую, дорогая, что усложняют, — не дал Обри хозяйке договорить. — Увы, культуру не мы с вами создаем. Мы ее потребляем, потрошим и в печку — вот как этого ягненка. Но начинается все, поверьте мне, с простого. Приобретается культура дома, корнями врастая в землю-матушку. Откуда бы взялся весь этот воздух, художественный сплин, слог, стиль? С потолка?

— Глупо сгущать прикрасы родословной, — вставил хозяин дома.