Атаман Устя

За послднее лто онъ убилъ двухъ человкъ изъ мирныхъ молодцовъ шайки, которые даже и не ходили никогда на разбои. Попавъ почему-то въ «бга», они должны были поневол жить въ притон и считаться въ числ разбойниковъ, справляя однако самыя мирныя дла и порученья Усти.

Уже поздно вечеромъ около хибарки каторжника появилась фигура и тихо окликнула его со двора.

— Малина, а Малина!

Это былъ Ванька Черный.

Каторжникъ спалъ и не отвтилъ. Черный влзъ въ хибарку, прислушался и разслышалъ храпъ въ углу на полу.

— Малина! крикнулъ онъ.

Каторжникъ очнулся и промычалъ.

— Ну?.. Кого принесло?

— Я, Ванька… Мн тебя надыть. Дло Малина, — забота страсть какая!.. Встань-ко… Наспишься, успешь.

Каторжникъ лниво поднялся и оба вышли на дворъ, гд было свтле отъ поднимавшейся изъ-за горы луны.

— Ну чего? позвывая спросилъ Малина.

— А ты тише, неровенъ часъ! Садись ко!

Черный слъ на землю около куста. Малина опустился близъ него.

— Изъ города? Когда?.. просоплъ Малина, которому отъ рваныхъ ноздрей приходилось гнусить.

— Изъ города… Сейчасъ былъ у атамана и вотъ къ теб. Дло! Какъ ты посудишь. Ты человкъ — голова! А мы что-жъ. Да и тотъ-то не прытокъ… нашъ-то. И себя и насъ погубитъ. Вс пропадемъ изъ-за его прихотничества да баловства.

— Да ну… Что?

— Петрынь балуетъ!

Малина промычалъ.

— Врно сказываю.

— Давно и я такъ-то… смекалъ.

— То-то… А теперь, родимый, дло на-прямки пошло. Вотъ что! сказалъ Черный.

— Да что? Не городи, сказывай.

— Вдь онъ въ городъ отпросился.

— Ну!

— А въ город его и слыхомъ не слыхать, сколько я тамъ пробылъ… и опять Орликъ тамъ же… Петрынь и не бывалъ.

— Въ Астрахани что-ль?

— Зачмъ… ближе… въ Саратов онъ… и балуетъ! Мн не вришь! Орликъ придетъ, спроси.

— Да ладно… Ну…

— Ну вотъ: что тутъ длать? Мн дядя Хлудъ наказывалъ… Ты, говоритъ, атамана упроси, а лучше всего потолкуй съ Малиной, атаманъ не повритъ… Да и пріятели они. Онъ Петрыня не выдастъ, пока тотъ его съ вами совмъ не погубитъ. А ты, говоритъ Хлудъ, потолкуй съ Малиной.

— Что жь? Коли надо — недолго. Что мн щенокъ. Взялъ топоръ, да и готово. Нешто мн его жаль что-ли?

— То-то!

— Да зря-то не люблю я… Вотъ что! Взять съ него нечего. Обижать онъ меня, щенокъ, не станетъ. Какъ-же?.. Можетъ ты, да Орликъ, да Хлудъ твой — брешете… разсуждалъ Малина лниво и сонно.

— Теб говорю, онъ въ Саратов на насъ показываетъ. Дядя Хлудъ говоритъ, что если эдакъ-то — мсяца не прогуляемъ, кандалы пошлютъ. Петрынь самъ ее и приведетъ сюда.

— Эвося. Дурни. Нужно? Пошлютъ? Они захотятъ и безъ Петрыня насъ разыщутъ… Нешто мы гуляемъ по Волг. Мы, вишь, сидимъ. Пришелъ, разорилъ все, порубилъ кого, а кого увезъ… Ну… И все! Дурни.

Оба замолчали.

— Что же длать? Ты бы что-ль!.. выговорилъ Ванька Черный.

Малина звнулъ.

— Чего брехать… Когда скажете — нужно. Ну, и поршу. Долго-ль? Да толкъ-отъ какой. Коли онъ уже продалъ всхъ.

— То-то еще невдомо. Можетъ только пробуетъ. А дядя Хлудъ сказывалъ: если вернетъ, да будетъ опять собираться въ городъ, то тутъ, говоритъ, вы его не пущайте, а поршите. А, говоритъ, изъ-за собаки, и я съ вами пропаду. Онъ всхъ по именамъ наскажетъ, а воеводскіе всхъ перепишутъ.

— Дуракъ твой Хлудъ! да и ты дуракъ, лниво проговорилъ Малина. Ну, не теперь накроютъ насъ или Хлуда — черезъ мсяцъ, а то черезъ годъ… Все одно… Все одинъ конецъ. Вс будете, какъ и я, мченые.

— Оно, Малина, такъ-то такъ, вздохнулъ Черный. А можно и не попасться… Береженаго Богъ бережетъ.

— Ты пробовалъ? усмхнулся Малина. Знаешь врно?

— Чего?

— А какъ Богъ-то разбойника-душегуба бережетъ?! Э-эхъ, смыслишь ты… Ничего! Что-жъ по твоему? Такъ ты и будешь всю жисть тутъ съ Устей сидть до скончанія вка и разбойничать, а на васъ въ город глядть будутъ. Охъ, дурни! Все одинъ, говорю, конецъ. Плети, клеймы, Сибирь. А тамъ убгъ… Погулялъ и опять подъ плети. И опять та же все канитель… Такъ заведено! А теб бы помщикомъ, вишь, тутъ всю жизнь сидть. Тьфу вы… Дурни!..

И Малина плюнулъ.

— Такъ, стало, ты не хочешь? Такъ и скажи. Знать будемъ! угрюмо проговорилъ Черный.

— Чего? Петрыньку-то? Стоитъ толковать. Ну, какъ вотъ придетъ и убью… Только съ тебя аль съ Хлуда пятнадцать гривенъ и дв рубахи.

— Да за этимъ онъ не постоитъ. У него, самъ ты знаешь, — деньги есть! быстро и весело заговорилъ Черный.

— Только уговоръ — держи языкъ за зубами. Мн съ атаманомъ тягаться не рука. Не боюсь я его, лядащаго, а не гоже. Почтенье его требуетъ. Какой ни на есть, а атаманъ…

— Встимо. Ты его зазови что ль куда, подал отсюда. Сочтутъ, что, молъ прозжіе убили. Вотъ какъ Измаила.

— А нешто нарзался? звнулъ опять Малина.

— Да. На прозжихъ на двухъ — на дворяновъ… Подъ городомъ.

— Изъ пистоли.

— Да.

— Такъ. Они, окаянные, нын безъ этого не здятъ. Обучились. Держи ухо нын востро. Бывало детъ бояринъ — у него и гвоздя нтъ. Подушкой отбивается отъ тебя и оретъ только горласто со страховъ… Что теб блуга! разсмялся Малина. А нын чуть наскочилъ на него — палитъ дьяволъ.

— Такъ возьмешься, Малина?

— Петрынька-то? Ладно…

— Ты его лучше въ Волгу. Утопилъ и крыто, и тла нтъ. А?..