Читаем Беседы о литературе: Запад полностью

Последним умирает Роланд – тоже с молитвой: «Да ниспошлет прощение мне Бог, мне, кто грешил и в малом, и в большом со дня, когда я был на свет рожден, по этот, для меня последний, бой».

Смерть в невероятно жестокой «Песни о Роланде» совершенно неожиданно начинает толковаться как просветление. Умирающий Роланд лежит под сосной и плачет как ребенок, не сдерживая слёз. Плачет и молится, вспоминая о милой Франции и о своих близких. Теперь перед читателем он предстает уже не как никого не щадивший в боях безжалостный рыцарь, но как человек, неожиданно для себя самого услышавший призыв Христа: «Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное»[195], – и понявший, что смерть – это не nox perpetua, вечная ночь, а, наоборот, прикосновение к вечному свету – lux perpetua, который, как об этом говорится в латинской молитве, «сияет усопшим».

Филипп Арьес, известный медиевист первой половины XX века, считал, что в Средние века дети воспринимались как уменьшенного размера взрослые. О том, что у ребенка есть особый внутренний мир, о том, что ребенок мыслит и чувствует не так, как взрослый, в Средние века не задумывались. Детей не только одевали в одежду взрослых, нет. Их еще и заставляли повторять и копировать во всём поведение родителей. Психология ребенка, считает Филипп Арьес, до какого-то момента в истории была человечеству непонятна. Если Арьес прав, это означает, что здесь, в «Песни о Роланде», быть может, впервые в истории европейской цивилизации фиксируется осознание того, что детскость сердца, внутренняя детскость человеческой души есть одно из самых необходимых свойств для христианина. В «Песни о Роланде», очень жестокой и вместе с тем удивительно грустной и удивительно прекрасной эпической поэме, обнаруживается, что теперь человек, умирая, не исходит злобой, как это было с гомеровскими героями, и не замыкается в себе, как Сократ в рассказе у Платона, как Сенека в «Анналах» у Тацита или Катон в биографии Плутарха. Нет. Теперь, умирая, человек обращается к Богу как ребенок и плачет не от досады, а просто как плачут дети.

Можно утверждать, что именно здесь, именно на этих страницах «Песни о Роланде» античность и мир языческий окончательно сменяются Средневековьем или Новым – разумеется, в евангельском смысле этого слова – временем. И именно здесь у людей появляется надежда из крещеных язычников стать христианами.


[Звучит григорианский хорал]

Я думаю, что григорианское пение подходит к нашему сегодняшнему разговору, потому что герои «Песни о Роланде» слышали в церкви именно такие песнопения. Хотя хочу отметить, что герои «Песни о Роланде» все-таки жили до разделения Церкви. Они жили еще в те времена, когда Церковь Христова на Востоке и на Западе была едина, в те времена, когда литургическое общение между Западом и Востоком еще не прервалось.


Бернард Клервоский был идеологом Второго крестового похода, в результате которого погибли сотни тысяч людей. Как это согласуется с христианской проповедью ненасилия?

Итак, ненасилие и христианство, Бернард Клервоский и крестовый поход… Я могу Вам в свою очередь задать вопрос: а Димитрий Донской, он что, был сторонником ненасилия? Но всё-таки он святой. А Александр Невский, он что, был сторонником ненасилия? И тем не менее он святой, и мы с вами это прекрасно знаем по своему личному духовному опыту, а совсем не потому, что это в книгах написано. Значит, дело заключается только в том, что ненасилие как один из основных принципов христианства и христианской веры было осмыслено по-настоящему глубоко только в наше время, только в XX веке. В прежние времена единственный текст, который избегали комментировать духовные писатели, был текст заповеди «не убий». Я многократно пытался найти у отцов какой-то глубокий, интересный, серьезный комментарий к заповеди «не убий» и, увы, не находил. Потому что время было такое, что в убийстве оказывались замешаны все без исключения, кроме тех, кто сознательно ушел из мира и сознательно противопоставил себя миру; кроме таких людей, как преподобный Сергий на Руси и Франциск Ассизский на Западе. Все остальные – так или иначе, но убивали.


Я слышала, что было какое-то движение, объединенное образом Чаши Святого Грааля. Не могли бы Вы подробнее сказать об этом?

Перейти на страницу:

Все книги серии Humanitas

Индивид и социум на средневековом Западе
Индивид и социум на средневековом Западе

Современные исследования по исторической антропологии и истории ментальностей, как правило, оставляют вне поля своего внимания человеческого индивида. В тех же случаях, когда историки обсуждают вопрос о личности в Средние века, их подход остается элитарным и эволюционистским: их интересуют исключительно выдающиеся деятели эпохи, и они рассматривают вопрос о том, как постепенно, по мере приближения к Новому времени, развиваются личность и индивидуализм. В противоположность этим взглядам автор придерживается убеждения, что человеческая личность существовала на протяжении всего Средневековья, обладая, однако, специфическими чертами, которые глубоко отличали ее от личности эпохи Возрождения. Не ограничиваясь характеристикой таких индивидов, как Абеляр, Гвибер Ножанский, Данте или Петрарка, автор стремится выявить черты личностного самосознания, симптомы которых удается обнаружить во всей толще общества. «Архаический индивидуализм» – неотъемлемая черта членов германо-скандинавского социума языческой поры. Утверждение сословно-корпоративного начала в христианскую эпоху и учение о гордыне как самом тяжком из грехов налагали ограничения на проявления индивидуальности. Таким образом, невозможно выстроить картину плавного прогресса личности в изучаемую эпоху.По убеждению автора, именно проблема личности вырисовывается ныне в качестве центральной задачи исторической антропологии.

Арон Яковлевич Гуревич

Культурология
Гуманитарное знание и вызовы времени
Гуманитарное знание и вызовы времени

Проблема гуманитарного знания – в центре внимания конференции, проходившей в ноябре 2013 года в рамках Юбилейной выставки ИНИОН РАН.В данном издании рассматривается комплекс проблем, представленных в докладах отечественных и зарубежных ученых: роль гуманитарного знания в современном мире, специфика гуманитарного знания, миссия и стратегия современной философии, теория и методология когнитивной истории, философский универсализм и многообразие культурных миров, многообразие методов исследования и познания мира человека, миф и реальность русской культуры, проблемы российской интеллигенции. В ходе конференции были намечены основные направления развития гуманитарного знания в современных условиях.

Валерий Ильич Мильдон , Галина Ивановна Зверева , Лев Владимирович Скворцов , Татьяна Николаевна Красавченко , Эльвира Маратовна Спирова

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Словарь петербуржца. Лексикон Северной столицы. История и современность
Словарь петербуржца. Лексикон Северной столицы. История и современность

Новая книга Наума Александровича Синдаловского наверняка станет популярной энциклопедией петербургского городского фольклора, летописью его изустной истории со времён Петра до эпохи «Питерской команды» – людей, пришедших в Кремль вместе с Путиным из Петербурга.Читателю предлагается не просто «дополненное и исправленное» издание книги, давно уже заслужившей популярность. Фактически это новый словарь, искусно «наращенный» на материал справочника десятилетней давности. Он по объёму в два раза превосходит предыдущий, включая почти 6 тысяч «питерских» словечек, пословиц, поговорок, присловий, загадок, цитат и т. д., существенно расширен и актуализирован реестр источников, из которых автор черпал материал. И наконец, в новом словаре гораздо больше сведений, которые обычно интересны читателю – это рассказы о происхождении того или иного слова, крылатого выражения, пословицы или поговорки.

Наум Александрович Синдаловский

Языкознание, иностранные языки