Беседы о литературе: Запад

Императоры предали мученической смерти в Колизее множество христиан, вступив в борьбу с проповедью святого Павла и новой религией, которую он возвещал рабам и беднякам, – вот почему к этому зданию в Средние века относились с таким благоговением. Только благодаря этому оно не было окончательно разрушено. Колизей – это место мученичества тех, на чьем свидетельстве основана наша вера. Когда мы берем в руки церковный календарь, то мы, листая его, буквально каждый день обнаруживаем в нем имена мучеников, умерших за Христа в первые три века нашей эры. Мучеников, умерших за Христа, прежде всего в этом Вечном Городе, в Риме, и не в последнюю очередь – в Колизее.

Сегодняшний Колизей – это действительно храм под открытым небом, это место, ступая на землю которого как-то очень остро переживаешь нашу личную причастность к древнейшей истории христианства, к тому свидетельству первых христиан, благодаря которому мы с вами стали и становимся христианами.

Когда-то в юности я тоже читал Стендаля, и меня поразило мнение автора, что собор Святого Петра надо посетить один раз в жизни и не больше. Первый раз он поражает величием, а второй раз – золоченым безвкусием. Также известен тот факт, что Колизей использовался как общественная каменоломня. Еще такой вопрос. За что умирали мученики: за Христа или за свою веру? Это ведь разные вещи. Вот Аввакум умирал за веру, а не за Христа, а это неправильно.

Что касается Колизея как каменоломни, то такова история. И белокаменные стены Московского Кремля, разрушаясь, тоже стали своего рода каменоломней, откуда брали камни для строительства храмов, домов, для того, чтобы мостить улицы. Такова история Средневековья. Древние здания всегда в какой-то момент оказывались тем материалом, из которого сооружались здания позднейших эпох… Что же касается мученичества, то я думаю, что не наша с Вами задача – анализировать тот порыв, который привел мучеников в Колизей, который сделал их свидетелями. Нам важно само присутствие этого порыва в жизни. И давайте всё-таки помнить, что протопоп Аввакум пытался свидетельствовать о своей вере среди христиан, и это сделало его свидетельство и трудным, и сложным, и завело в тупик и его самого, и тех, кто выступал против него. Всё, что произошло с Аввакумом – это была борьба двух партий внутри Церкви, которая всегда бесперспективна, в которой нельзя найти ни правых, ни виноватых.

Да, по сути, наверное, правы были те, кто выступал против Аввакума. Но по форме, конечно, был прав безоружный Аввакум, который выступал против хорошо вооруженного Никона и его окружения. Не будем пытаться сравнивать русскую трагедию XVII века, трагедию зарождения старообрядчества и борьбы с ним, с тем, чтó происходило в Риме в первые века. Мученики первых веков свидетельствовали о своей вере перед лицом языческого мира, перед лицом мира, ослепленного язычеством и ненавистью к этой, тогда еще очень маленькой и, главное, бессильной группе людей – первым христианам. Вы попытались сравнить две совершенно разных ситуации, и мне кажется, что из этого сравнения ничего не вытекает.

Не могу согласиться со Стендалем, который сказал, что собор Апостола Петра безвкусно построен. Я не видел его вживую, но, судя по репродукциям, видна такая гармония величественного купола, которую нельзя сравнить ни с нашим петербуржским Исаакием, ни с собором Апостола Павла в Лондоне. Но вопрос мой вот в чем: обретены ли мощи святых апостолов Петра и Павла и если да, то где они покоятся?

Что касается мировой архитектуры, то, действительно, и храм Александро-Невской Лавры, и Исаакиевский собор, и собор Святого Павла в Лондоне, и собор в центре Берлина – все они строились в те моменты, когда архитекторы находились под впечатлением от собора Святого Петра. Я думаю даже, что и Константин Андреевич Тон, когда работал над проектом храма Христа Спасителя, тоже во многом имел в виду собор Святого Петра, потому что, по мысли Тона, храм Христа Спасителя должен был быть так же виден с разных точек Москвы, как виден San Pietro в Риме, так что в этом смысле Ваша реплика абсолютно верна.