Беседы о литературе: Запад

Итак, улица Корсо. «Эта улица, – пишет Диккенс, – одновременно исток и центр римского карнавала. Но поскольку все улицы, на которых празднуют карнавал, тщательно охраняются драгунами, приходится сперва проезжать гуськом по другой магистрали, а на Корсо въезжать с конца, противоположного Piazza del Popolo (то есть, с Piazza Venezia. – Г.Ч.). Мы влились в поток экипажей и некоторое время ехали достаточно неторопливо: то тащились, как черепаха, то вдруг продвигались на полдюжины ярдов, то пятились назад на пятьдесят, а то и совсем останавливались – смотря по напору передних экипажей. <…> Затем мы оказались в узкой улице, где помимо потока колясок, двигавшихся в одном направлении, был и встречный поток. Тут леденцы и букеты начали летать вовсю, и это было весьма чувствительно. Мне посчастливилось наблюдать одного господина, одетого греческим воином, который угодил прямо в нос разбойнику со светлыми бакенбардами (последний только что собрался бросить букет юной девице, выглядывавшей в окно бельэтажа) с меткостью, вызвавшей бурные рукоплескания окружающих. Но когда грек-победитель отвечал какой-то забавною шуткой стоявшему в дверях дородному господину в черно-белом одеянии – точно его до половины раздели, – который только что поздравил его с победой, с крыши дома в грека бросили апельсином, попавшим ему прямо в левое ухо, что привело его в крайнее изумление, чтобы не сказать замешательство». Таков карнавал в Риме. Об этом рассказывает нам Чарльз Диккенс.

Напомню: карнавалу в Риме посвящена повесть «Принцесса Брамбилла» у Гофмана, о карнавале в Риме рассказывает и Гоголь.

«После четверти часа такой езды, – продолжает Диккенс, – мы добрались до Корсо; трудно представить себе что-либо более веселое, более яркое и чарующее, чем зрелище, представшее перед нами. С бесчисленных балконов, самых далеких и самых высоких, так же как с самых близких и самых низких, свисали ткани ярко-красного, ярко-зеленого, ярко-синего, белого и золотистого цвета, трепетавшие в лучах солнца. Из окон, с перил и с кровель струились полотнища флагов ярких цветов и драпировки самых веселых и богатейших оттенков. Дома, казалось, вывернулись наизнанку в буквальном смысле слова и выставили на улицу всё, что было в них нарядного. Ставни лавок были открыты, и витрины заполнены людьми как театральные ложи; двери были сняты с петель, и за ними виднелись длинные сени, увешанные коврами, гирляндами цветов и вечнозеленых растений; строительные леса превратились в пышные храмы, одетые серебром, золотом и пурпуром; в каждом закоулке и уголке, от мостовой до верхушек печных труб, всюду, где только могли блестеть глаза женщин, они плясали, смеялись и искрились, как свет на воде. В нарядах господствовало самое обворожительное сумасбродство. Короткие, дерзкие алые жакетки; чопорные старинные нагрудники, соблазнительнее самых затейливых корсажей; польские шубки, тесно схватывающие стан и готовые лопнуть, как спелый крыжовник; крошечные греческие шапочки, надетые набекрень и бог весть каким чудом не спадавшие с темных волос; любая необузданная, причудливая, дерзкая, робкая, своенравная и взбалмошная фантазия проявила себя в этих нарядах; и любая из них тут же забывалась в вихре веселья – и так основательно, точно три сохранившихся акведука доставили в тот день в Рим на своих прочных арках воду из самой Леты». Здесь кто одет кем: здесь и арлекины, и коломбины, и греческие воины, и римские императоры, и, конечно же, чёрт – этот всегда один из непременных персонажей карнавала в Европе и в том числе римского карнавала.

У Гоголя есть такой фрагмент в его очерке «Рим», всего лишь несколько строк. «Приснился ему, – говорит Гоголь о своем герое Пеппе, – однажды сон, что сатана <…> потащил его за нос по всем крышам всех домов, начиная от церкви Св. Игнатия, потом по всему Корсо, потом по переулку tre Ladroni, потом по via della Stamperia и остановился наконец у самой Trinità на лестнице, приговаривая: “Вот тебе, Пеппе, за то, что ты молился святому Панкратию…”» Всего лишь несколько строк, а ведь вся карнавальная арлекинада Гофмана укладывается в это короткое, до предела короткое стихотворение в прозе, если так можно выразиться, Николая Васильевича Гоголя. Итак, чёрт тащит этого несчастного Пеппе «за нос по всем крышам всех домов, начиная от церкви Св. Игнатия», которая находится совсем неподалеку от Piazza Venezia, по всему Корсо, то есть, до Piazza del Popolо, а затем затаскивает через одну из поперечных улиц на Piazza di Spagna, над которой, над высокой лестницей, стоит церковь Троицы на Лестнице – Trinità al Monte, как называет ее Гоголь Trinità на Лестнице. Кстати говоря, именно здесь он и жил, Николай Васильевич Гоголь. Эта церковь, в которой по традиции служат французские священники и всегда на французском языке, блестяще описана в «Записках о Риме» епископа Порфирия Успенского.