В этих стихах, которые поэт жутко называет словом «Падаль», он рассказывает – как сделал это некогда в своем «Памятнике» Гораций – о том, каким видится ему бессмертие. Вот он, яркий летний день, прекрасный и полный белоснежного солнечного света, абсолютно белоснежного и ослепляющего сияния. Но посреди этого сияния валяется полусгнивший скелет лошади. Поэт останавливает на нем взор и обращается к своей подруге: «Вы, солнце глаз моих, звезда моя живая», Вы тоже будете такой же, как эта лошадь; но тогда скажите червям, «что тленной красоты – навеки сберегу я и форму, и бессмертный строй». Только поэзия может привести к бессмертию. Только через стихи можно победить этот ужас небытия, этот мрак тления, этот смрад могилы, в котором живет человек сегодняшнего дня. Бесконечная боль присутствует в каждой странице бодлеровской поэзии. Да, действительно: это
Еще один текст, еще один фрагмент из стихотворений в прозе. «Эта жизнь – больница, где каждый больной одержим желанием переменить постель. Один хотел бы страдать у печки, а другой думает, что он выздоровел бы у окна. Мне кажется, что мне всегда было бы хорошо там, где меня нет. И этот вопрос о переезде – один из тех, который я беспрестанно обсуждаю с моей душой: “Скажи мне, моя душа, бедная остывшая душа! Что ты думаешь о том, чтобы жить в Лиссабоне? Там, должно быть, тепло, и там бы ты помолодела, как ящерица. Этот город стоит у воды. Говорят, он построен из мрамора, а народ там так ненавидит растительность, что вырывает все деревья. Вот пейзаж в твоем вкусе. Пейзаж, созданный из света, и камня, и воды, чтобы их отражать”. Душа моя не отвечает». Наверное, мало есть поэтов и писателей, мало художников и композиторов, которые бы так чувствовали красоту, как чувствовал ее Бодлер, которые могли бы рисовать такие прекрасные картины, какие умел рисовать он. Но, наверное, никто из художников не умел так отразить и ту грязь, которая скрывается внутри нашего «Я», и ту тоску, и ту боль, и ту ложь, и весь тот смрад, который нас наполняет. Действительно, никто другой не умел отразить это так, как Бодлер.
Я напоминаю вам, что наша сегодняшняя беседа посвящена творчеству Шарля Бодлера, поэта, который сам себя называл «прóклятым», поэта, стихи которого были запрещены в результате судебного процесса и попали под арест (не сам поэт, но его стихи). Поэта, которого иногда называют самым большим страдальцем и почти мучеником – именно мученика видел в Бодлере Осип Мандельштам. А иногда о нем говорят как о носителе и певце всего отвратительного, всего того, чего человек и знать-то не должен, если он хочет быть человеком. Прокурор на процессе, посвященном стихам Бодлера, говорил: «Противодействуйте вашим приговором этим растущим и уже определенным тенденциям, этому нездоровому стремлению изображать всё, описывать всё, рассказывать обо всём так, как если бы понятие преступного оскорбления общественной морали было бы упразднено и этой морали не существовало».
Итак, прокурор призывал запретить Бодлера и противодействовать растущим в обществе нездоровым тенденциям, которые оскорбляют общественную мораль, потому что поэт считает, что ее вовсе не существует. А что думал об этом сам поэт? Однажды он написал о своем современнике, знаменитом художнике Эжене Делакруа: «Всё его творчество напоминает какой-то страшный гимн во славу рока и неустранимого страдания». Слова эти можно применить и к самому Бодлеру.