Без зла

Вы можете себе представить пустынным берег Иордана в полдень? Нет? Я тоже. А он был пуст и Чист, как берег Ангары в период страшного подъёма мошки и комарья. Ни-ко-го. Ни единой живой души.

Наш водитель, который уже наблюдал подобное чудо с нами в Вифлееме, немного напрягся и сообщил, что мы с Арабией либо «грейт святые вумен», либо «вери-верибэдгерлз», потому что такого он не видел никогда, чтобы везде, где мы ступаем, было пусто. Мы посмеялись над ним вместе с ним.

Арабия присела на лавочку и о чём-то беседовала с водителем, а я целый час бродила по водам Иордана, там, где Иоанн крестил «Крестившего вся». Пела тропарь, величание, а потом, подустав, уселась на мостки, опустив ноги в воду. Тишина. Благолепие. Нет, это не про меня и не со мной.

Вспомнился зал Третьяковки с великим полотном Иванова «Явление Христа народу» со всеми эскизами, набросками... напряжёнными позами, лицами. Да вы же все были там, знаете. И тут случился тот мистический момент, над которым обычно все смеются и отказываются в него верить. А это чистейшая правда. Так вот, как раз напротив мостков, где я сидела (а Иордан — он только в наших праздничных стихирах празднично-струен и широк, на самом деле это спокойная и не очень широкая река, во всяком случае в том месте, где я была), на соседнем берегу стоит храм. Ну, храм и храм, мало ли в Израиле храмов. И в самый кульминационный момент моих воспоминаний о «Явлении Христа народу», когда я, разглядывая соседний берег, представляла, где стоял пришедый креститися Христос, с колокольни храма слетел белый голубь, а потом ещё один, а потом ещё. И они стали кружиться над рекой.

Три белых голубя кружат над рекой Иордан, над местом Крещения Христа. Представьте моё религиозное умиление и состояние. Представили?

И тут библейскую тишину абсолютно библейского места, нарушаемую только шорохом крыльев белых голубей (до сих пор мороз по коже), разрывают невероятно громкие и родные до боли позывные радио «Маяк». Ти-ра-ти-та-там, ти-ра-ти-та-таам. «Московское время шестнадцать часов». И тут же какие-то очень важные на тот момент российские новости полились над рекой Иордан. Над которой кружили три белоснежных голубя.

И я начинаю смеяться. Громко, не стесняясь. Такая радость меня охватила, не поверите. Я смеялась над собой, что нет бы мне ангел явился, а мне явилось радио «Маяк», смеялась над тем, что Родина со мной везде, и что именно в этом-то всё и чудо, что я сижу в Израиле, на берегу самой важной реки, за три тысячи вёрст от дома, одна себе странница, а тут раз, и не одна. Потому что вот здесь на этом берегу тоже «Не слышны в саду даже шорохи», понимаете?

Арабия мне уже после рассказала, что храм, напротив которого я сидела, — русский Герасимовский монастырь. И никакого чуда в том нет, что оттуда зазвучали позывные «Маяка».

Но это для неё не чудо. Она знала. А я нет. И для меня это было очень весёлое чудо и прекрасное переживание, которое я вспоминаю с большой радостью по сей день.

«Святые» девяностые

Нам, детям девяностых, чем только не пришлось промышлять, чтобы добывать хлеб свой насущный. Была у меня такая веха в жизни, когда я свои песни и басни совмещала с ресторанным бизнесом, небезуспешно, кстати.

Чего там только не случалось в те святые годы. Вспомнилось тут, посмеялась.

С бандитами особенно весело было. Приехали как-то лихие новосибирские ребятки гулять с непугаными нимфами в наши горные Алтай. Шашлыков-водки вагон заказали, пьют, на столах пляшут. Потом заскучали что-то, взгрустнулось.

И пошли они из пистолетов своих в небо палить, а рядом как раз достраивали туристическую базу простые парняги-рабочие. Услыхали это дело, думали, что заваруха какая-то. Война, допустим.

Выскочили с ломами и топорами, положили всю стрелковую бригаду на землю сырую, а одному, сгоряча, отрубили голову. Ну как отрубили, не до конца, она у него на какой-то ниточке болталась. Схватили простынь, башку к туловищу примотали и повезли в город, в больницу. Сто километров.

Довезли. Головёнку пришили. Живуч оказался боец.

К нам, как водится, прокуратура, милиция и т. д. Главный милиционер к нам уже как домой ездил, радовался встрече.

Подарил мне наручники и старый матюгальник, разгонять дебоши.

Отец Сникерс

В те далёкие годы, когда симфония Церкви и Государства не достигла мангеймских высот, а больше напоминала скромную венецианскую сюиту, случилась эта смешная история, которая многим может показаться выдумкой, но свидетели этого события ещё живы и пока ещё здоровы. А по последним и очень утешительным данным ВОЗ считают себя молодыми, что спорно, но, согласитесь, приятно на пятом десятке.

В 1993 году, аккурат восьмого мая, по окончании Божественной литургии, выловил меня наш проректор у трапезной и сообщил благую весть: «Завтра едете всем регентским классом в Шегарку. У мемориала, сразу после митинга, нужно спеть литию по павшим воинам».