Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

— Клянусь Богомъ! воскликнулъ Санчо, вы правы, ваша свтлость, и если-бы у меня было хоть дв капли здраваго смысла, я давно бы уже разстался съ моимъ господиномъ. Но, что длать, такова судьба моя, я долженъ слдовать за нимъ. Мы съ нимъ земляки; я очень люблю его, мъ его хлбъ, онъ человкъ благодарный, хорошо вознаграждаетъ меня за мою службу, подарилъ мн ослятъ и по всему этому я человкъ врный. Поэтому-то, ваша свтлость, ничто не разлучитъ насъ съ нимъ, кром того заступа, который приготовитъ намъ одинаковую постель. Если вашему величію не угодно пожаловать мн островъ, что-жъ? — на то значитъ воля Господня, и это можетъ быть послужитъ къ моему спасенію. Какъ я ни глупъ, я понялъ однако, почему это говорится «для его бды даны крылья муравью». Очень можетъ статься, что Санчо оруженосецъ скоре попадетъ на небо, чмъ Санчо губернаторъ; у насъ длаютъ такіе же хорошіе хлба, какъ во Франціи, и ночью вс кошки сры; тотъ не совсмъ счастливъ, это не усплъ позавтракать до двухъ часовъ ночи; нтъ такого желудка, который былъ бы на вершокъ шире другого, и котораго нельзя было бы не наполнить сномъ и соломой; Господь призрваетъ птичекъ полевыхъ. и четыре аршина толстаго куенскаго сукна согрваютъ лучше четырехъ аршинъ тонкаго сеговійскаго: одинаковымъ путемъ выходитъ на свтъ и отходитъ поденьщикъ и принцъ, и тло папы занимаетъ въ земл столько же мста, какъ тло послдняго причетника, хотя одинъ не въ примръ больше другаго, но когда приходится влезать въ гробъ, тогда мы торопимся, тснимся, перемшиваемся, или лучше сказать, насъ торопятъ, тснятъ, перемшиваютъ, не спрашивая угодно ли это намъ или нтъ, а за тмъ до свиданія, добраго вечера. Если вашей свтлости не угодно пожаловать мн островъ, какъ дураку, я съумю, какъ умникъ, отказаться отъ него. Не все то золото, что блеститъ, и слышалъ я, будто Вамбу оторвали отъ телги съ волами, чтобы возвести на испанскій престолъ, а короля Родриго извлекли изъ багряницъ и нги, чтобы предать на съденіе ужамъ, если только не вретъ одна старая романская псня.

— Какъ вретъ? перебила дона-Родригезъ, слушавшая вмст съ другими Санчо; когда въ этой псн поется, что короля Родрига живаго опустили въ ровъ, наполненный ящерицами и змями, и чрезъ два дня онъ проговорилъ оттуда медленнымъ и жалостнымъ голосомъ: «он пожираютъ меня, он дятъ меня черезъ то мсто, которымъ я наиболе гршилъ» И не мудрено, если этотъ господинъ желаетъ лучше остаться мужикомъ, чмъ стать королемъ, котораго должны будутъ пожрать разные гады.

Герцогиня разсмялась наивности своей дуэньи, и изумленная поговорками и пословицами Санчо, сказала ему: «Санчо, я полагаю, долженъ знать, что когда рыцарь общаетъ что-нибудь, онъ всегда сдерживаетъ свое общаніе, хотя бы это стоило ему жизни. Итакъ какъ герцогъ, господинъ мой и мужъ, тоже рыцарь, хотя и не странствующій, поэтому онъ дастъ Санчо общанный островъ, на перекоръ зависти и злобы цлаго свта. Пусть же Санчо не падаетъ духомъ, и въ ту минуту, когда онъ будетъ наименьше ожидать, онъ увидитъ себя возсдающимъ на трон своего острова; если только не захочетъ промнять его на другой боле блестящій. Я только попрошу Санчо хорошо управлять своими подданными, потому что это все честный народъ благородной крови.

— Просить меня объ этомъ не для чего, отвтилъ Санчо; отъ природы я человкъ сострадательный и очень жалостливъ къ людямъ бднымъ, а кто мситъ тсто, тому не искать закваски. Но только клянусь моимъ святымъ патрономъ, меня не провести фальшивыми костями! я старая собака, знаю когда глаза протереть — и тумана не позволю напустить на себя, потому что чувствую, гд давитъ меня сапогъ. Хорошему человку открыта моя дверь и протянута моя рука, а злому не будетъ отъ меня ни дна, ни покрышки. Что же касается управленія, то тутъ я полагаю, все дло въ начал; очень можетъ быть, что черезъ дв недли я стану смыслить въ управленіи больше, чмъ въ своемъ пол, на которомъ я родился и вскормился.

— Ты правъ, Санчо, отвчала герцогиня; никто не рожденъ на свтъ всезнающимъ; и не святые, какъ говорятъ, горшки лпятъ. Но возвратимся къ очарованію Дульцинеи; я считаю несомннной истиной, что господинъ Донъ-Кихотъ не узналъ своей дамы потому, что она дйствительно очарована преслдующими его волшебниками, и что Санчо не по своей вол задумалъ одурачить своего господина, показавши ему простую крестьянку и увривши, будто это несравненная Дульцинея Тобозская. Я наврное знаю, что эта мужичка, такъ легко вскочившая на осла, была дйствительно Дульцинея Тобозская, и что добрякъ Санчо, задумавши провести другаго, самъ попался въ просакъ; это правда, которую нельзя отрицать точно также, какъ всего того, чего мы никогда не видли. Санчо Пансо долженъ узнать, что вокругъ насъ живутъ, въ этомъ замк, волшебники, которые, желая намъ добра, разсказываютъ все, что длается на свт. Пусть же онъ нисколько не сомнвается въ томъ, что прыгавшая крестьянка была Дульцинея. Что она очарована, какъ мать, родившая ее на свтъ; и что въ ту минуту, когда мы меньше всего будемъ думать, повязка спадетъ съ глазъ Санчо и онъ увидитъ Дульцинею въ ея настоящемъ вид.