Читаем Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание) полностью

— Герцогиня! я долженъ замтить вамъ, отвтилъ Донъ-Кихотъ, что все, или почти все, происходитъ со мною не совсмъ обыкновеннымъ образомъ, совершенно не такъ, какъ съ другими странствующими рыцарями; такова видно воля судьбы, или, быть можетъ, преслдующаго меня злаго волшебника. Вамъ очень хорошо извстно, что вс знаменитые странствующіе рыцари обладали какимъ-нибудь чудеснымъ свойствомъ: одинъ рыцарь не могъ быть очарованъ, другаго, какъ напримръ, знаменитаго Роланда, одного изъ двнадцати перовъ Франціи, нельзя было ранить; о немъ разсказываютъ, будто онъ могъ быть уязвленъ только въ лвую пятку остріемъ толстой булавки. И въ Ронсевальской долин Бернардъ-дель-Карпіо, видя, что онъ не можетъ поразить своего противника желзомъ, приподнялъ его обими руками на воздухъ и задушилъ, какъ Геркулесъ — свирпаго великана, Антеона, названаго сыномъ земли. Изъ всего этого и заключаю, что вроятно и я обладаю какой-нибудь особенной — таинственной силой. Не скажу, чтобы меня не могли ранить, нтъ; тло у меня довольно нжное и нисколько не неуязвимое, это мн извстно по опыту. Не скажу также, чтобы и не могъ быть очарованъ, потому что я видлъ себя въ клтк, въ которую цлый міръ не могъ бы замкнуть меня, и въ которой я могъ очутиться только очарованнымъ. Но такъ какъ я усплъ разочаровать себя, то твердо увренъ, что теперь никто не очаруетъ меня. Поэтому преслдующіе меня волшебники, видя, что они не могутъ ничего сдлать со мною самимъ, ршились мстить мн на самыхъ дорогихъ для меня на свт существахъ; они вознамрились лишить меня жизни, отравивъ жизнь той, которой я дышу. И это заставляетъ меня думать, что когда оруженосецъ мой приносилъ отъ меня письмо моей дам, волшебники превратили ее тогда въ грубую крестьянку, заставивъ Дульцинею заниматься такимъ недостойнымъ ея дломъ, какъ провеваніе ржи. Я впрочемъ сказалъ уже что-то были жемчужины востока, а вовсе не зерна ржи, или пшеницы. Чтобы окончательно убдить въ этомъ вашу свтлость, а скажу вамъ, что прозжая нсколько дней тому назадъ черезъ Тобозо, и никакъ не могъ отыскать дворца Дульцинеи, и на другой день, когда оруженосецъ мой, Санчо, видлъ мою даму, въ ея настоящемъ вид, мн она показалась отвратительной крестьянкой, и олицетворенная скромность превратилась въ моихъ глазахъ въ олицетворенную наглость. Такъ какъ я самъ не очарованъ, да и не могу быть больше очарованнымъ, то дло ясно, что очарована, поругана, измнена моя дама; на ней ршились вымещать свою злобу враги мои; и о ней стану я проливать безпрерывныя слезы, пока не разочарую ее. Пусть же никто не обращаетъ вниманія на то, что говоритъ Санчо о ржи, потому что если образъ Дульцинеи могли измнить для меня, почему не могли сдлать этого и для него? Дульцинея — женщина знатнаго происхожденія; она принадлежитъ къ благородному семейству въ Тобозо, въ которомъ можно отыскать довольно знатныхъ, древнихъ фамилій; хотя, конечно, знатность ея не такого рода, чтобы могла прославить въ будущемъ родину ея, подобно тому какъ прославила Елена Трою и Кава Испанію, хотя, быть можетъ, моя дама прославитъ родину свою боле славнымъ образомъ. Герцогиня! продолжалъ Донъ-Кихотъ; мн хотлось бы также убдить вашу свтлость, что Санчо ршительно лучшій оруженосецъ, какой служилъ когда бы то ни было странствующему рыцарю. У него встрчаются порой такія выходки, что ршительно недоумваешь: простоватъ онъ или лукавъ? онъ мастеръ озадачить васъ такимъ хитрымъ намекомъ, что нужно признать его или весьма остроумнымъ шутникомъ, или положительнымъ невждой; человкъ этотъ во всемъ сомнвается и между тмъ всему вритъ; и въ ту минуту, когда я думаю, что вотъ. вотъ, онъ окончательно погрязнетъ въ своей глупости, онъ вдругъ промолвитъ такое словечко, которое вознесетъ его превыше облаковъ. И я не промняю его ни на какого оруженосца въ мір, хотя-бы мн давали цлый городъ въ придачу. Не знаю только, хорошо ли я сдлаю, пославъ его управлять тмъ островомъ, который вы дарите ему. Я, впрочемъ, вижу въ немъ нкоторыя способности въ управленію, и думаю, что если немного подъучить его, такъ онъ съ уметъ управлять своимъ государствомъ не безъ пользы для своихъ подданныхъ, подобно тому какъ король управляетъ своей страной не безъ пользы для своего народа. Многочисленные примры показываютъ, что правителю не нужно обладать ни особенными талантами, ни особенной ученостью. Мы видимъ вокругъ себя правителей, едва умющихъ читать, и однако управляющихъ. какъ орлы. Тутъ главное дло въ томъ, чтобы они были исполнены честныхъ намреній и желаніемъ быть везд и во всемъ справедливыми. Правитель не можетъ остаться безъ совтниковъ; руководя его дйствіями, они будутъ указывать ему, что и какъ долженъ онъ длать, сами уподобляясь нашимъ губернаторамъ, а не юрисконсультамъ, отправіяющимъ правосудіе при посредств ассесоровъ. Я посовтую прежде всего Санчо не брать ничего, не принадлежащаго ему, и не уступать ничего своего; кром того я подамъ ему еще нсколько другихъ совтовъ, они остаются пока въ голов у меня, но въ свое время выйдутъ оттуда на свтъ для пользы Санчо и для счастія того острова, которымъ онъ станетъ управлять.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Театр
Театр

Тирсо де Молина принадлежит к драматургам так называемого «круга Лопе де Веги», но стоит в нем несколько особняком, предвосхищая некоторые более поздние тенденции в развитии испанской драмы, обретшие окончательную форму в творчестве П. Кальдерона. В частности, он стремится к созданию смысловой и сюжетной связи между основной и второстепенной интригой пьесы. Традиционно считается, что комедии Тирсо де Молины отличаются острым и смелым, особенно для монаха, юмором и сильными женскими образами. В разном ключе образ сильной женщины разрабатывается в пьесе «Антона Гарсия» («Antona Garcia», 1623), в комедиях «Мари-Эрнандес, галисийка» («Mari-Hernandez, la gallega», 1625) и «Благочестивая Марта» («Marta la piadosa», 1614), в библейской драме «Месть Фамари» («La venganza de Tamar», до 1614) и др.Первое русское издание собрания комедий Тирсо, в которое вошли:Осужденный за недостаток верыБлагочестивая МартаСевильский озорник, или Каменный гостьДон Хиль — Зеленые штаны

Тирсо де Молина

Драматургия / Комедия / Европейская старинная литература / Стихи и поэзия / Древние книги
Тиль Уленшпигель
Тиль Уленшпигель

Среди немецких народных книг XV–XVI вв. весьма заметное место занимают книги комического, нередко обличительно-комического характера. Далекие от рыцарского мифа и изысканного куртуазного романа, они вобрали в себя терпкие соки народной смеховой культуры, которая еще в середине века врывалась в сборники насмешливых шванков, наполняя их площадным весельем, шутовским острословием, шумом и гамом. Собственно, таким сборником залихватских шванков и была веселая книжка о Тиле Уленшпигеле и его озорных похождениях, оставившая глубокий след в европейской литературе ряда веков.Подобно доктору Фаусту, Тиль Уленшпигель не был вымышленной фигурой. Согласно преданию, он жил в Германии в XIV в. Как местную достопримечательность в XVI в. в Мёльне (Шлезвиг) показывали его надгробье с изображением совы и зеркала. Выходец из крестьянской семьи, Тиль был неугомонным бродягой, балагуром, пройдохой, озорным подмастерьем, не склонявшим головы перед власть имущими. Именно таким запомнился он простым людям, любившим рассказывать о его проделках и дерзких шутках. Со временем из этих рассказов сложился сборник веселых шванков, в дальнейшем пополнявшийся анекдотами, заимствованными из различных книжных и устных источников. Тиль Уленшпигель становился легендарной собирательной фигурой, подобно тому как на Востоке такой собирательной фигурой был Ходжа Насреддин.

литература Средневековая , Средневековая литература , Эмиль Эрих Кестнер

Зарубежная литература для детей / Европейская старинная литература / Древние книги