Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

Между тмъ наступила глубокая ночь, и въ лсу замелькали огни по всмъ направленіямъ, подобно распространяющимся на неб сухимъ испареніямъ земли, которыя кажутся намъ цлымъ моремъ звздъ. Въ ту же минуту послышался ужасный шумъ — въ род того, который производятъ тяжелыя колеса крестьянской телги, — скрипящій и непрерывный, заставляющій, какъ говорятъ, убгать съ дороги волковъ и медвдей;— стукъ этотъ сливался съ разными другими, такъ что казалось, будто въ четырехъ сторонахъ лса начались четыре битвы. Съ одной стороны раздавался глухой и ужасный грохотъ артиллеріи; съ другой — гудли выстрлы безчисленныхъ аркебузъ; тутъ слышались крики сражающихся, тамъ сарацынскія helelis. И въ этомъ смшанномъ гром барабановъ, трубъ, охотничьихъ роговъ, артиллеріи и аркебузъ раздавался тяжелый стукъ телгъ, производя все вмст такой ужасный шумъ, что только призвавъ за помощь все свое мужество, могъ Донъ-Кихотъ безтрепетно слушать эту ужасающую трескотню. Санчо же очень скоро окончательно струсилъ и упалъ безъ чувствъ къ ногамъ герцогини. Прикрывъ его полой своего платья, герцогиня поспшила вспрыснуть ему лицо холодной водой; и оруженосецъ очнулся въ ту минуту, когда возл него остановилась скрипящая и стучащая телга, запряженная четырьмя лнивыми волами, покрытыми траурными попонами; къ рогу каждаго вола прикрпленъ быхъ зажженный факелъ. На телг устроено было что-то въ род трона, и на немъ сидлъ въ траурной мантіи почтенный старецъ съ бородой, бле снга, ниспадавшей ниже пояса. Телга освщена была факелами, и въ ней можно было разглядть все, безъ труда. По сторонамъ ея шли два отвратительные, ужасные чорта, покрытые также траурными мантіями; взглянувъ за нихъ Санчо тотчасъ же закрылъ глаза, чтобы больше не видть ихъ. Телга остановилась прямо противъ охотниковъ, и почтенный старецъ, вставъ съ своего возвышеннаго мста, сказалъ громкимъ голосомъ: «Я мудрый Лиргандъ»; въ ту же минуту телга похала дальше, и старикъ не проговорилъ больше ни слова. Вслдъ за первой подъхала точно такая же другая телга съ трономъ и возсдавшимъ на немъ старцемъ. Телга эта тоже остановилась; старикъ всталъ съ трона, сказалъ нсколько мене важнымъ голосомъ: «Я мудрецъ Алкифъ, большой другъ славной Урганды»; и телга похала дальше. Затмъ подъхала третьи телга, на трон которой возсдалъ уже не старецъ, а плотный, дюжій мужчина мрачнаго вида. Телга остановилась, мрачный незнакомецъ всталъ съ своего трона и проговорилъ какимъ-то ужаснымъ, сатанинскимъ голосомъ: «я волшебникъ Аркадай, смертельный врагъ Амадиса Гальскаго и всего его потомства», — съ послднимъ словомъ онъ сдъ, и телга похала дальше. Въ нкоторомъ разстояніи отъ нея остановились три другія телги и вмст съ тмъ превратился ужасный скрипъ колесъ, замнившійся вскор мелодичными звуками музыки, невыразимо обрадовавшими Санчо. Увидвъ въ этомъ хорошее предзнаменованіе, онъ воскликнулъ, обращаясь къ герцогин, отъ которой не удалялся ни на шагъ: «ваша свтлость, гд слышится музыка, тамъ нельзя ожидать ничего дурнаго».

— Также какъ и тамъ, гд виднъ свтъ, сказала герцогиня.

— Ну нтъ, отвтилъ Санчо; огонь тоже свтитъ, и въ большой печи пылаетъ пламень, также какъ здсь, гд мы вс можемъ загорться; музыка же — всегдашній спутникъ веселья и празднества.

— Это мы сейчасъ увидимъ, отвчалъ Донъ-Кихотъ, слушавшій своего оруженосца; и онъ былъ правъ, какъ видно изъ слдующей главы.

Глава XXXV

Въ эту минуту въ охотникамъ подъхала, въ тактъ, подъ звуки музыки, тріумфальная колесница, запряженная шестью вороными мулами, покрытыми блыми попонами. На каждомъ мул сидлъ верхомъ кающійся, одтый весь въ бломъ, съ восковымъ факеломъ въ рукахъ. Колесница эта была въ два или три раза больше предъидущихъ. По об стороны ея шли двнадцать другихъ кающихся, блыхъ, какъ снгъ, тоже съ факелами. Зрлище это могло изумить и ужаснуть въ одно время. На трон, возвышавшемся среди колесницы, возсдала нимфа, покрытая множествомъ вуалей изъ серебристаго газа, на которомъ сіяло море золотыхъ соломинокъ, составлявшихъ, если не богатый, то пышный нарядъ. Лицо ея было закрыто шелковымъ, прозрачнымъ вуалемъ, и изъ подъ него сквозило очаровательное молодое лицо. При свт многочисленныхъ факеловъ можно было опредлить возрастъ этой нимфы и превосходно разглядть ея очаровательныя черты; ей было, какъ казалось, не боле двадцати и не мене семнадцати лтъ. Возл нея сидла какая-то особа въ бархатномъ плать съ длиннымъ шлейфомъ, закрытая чернымъ покрываломъ.

Колесница остановилась противъ герцога и Донъ-Кихота. Умолкли трубы и съ ними арфы и лютни, помщавшіяся на самой колесниц; таинственная особа въ длинномъ плать, приподнялась съ своего мста, распахнула платье и, сбросивъ покрывало, показала высохшій и ужасный ликъ смерти. При вид ея Донъ-Кихотъ поблднлъ, Санчо затрясся всмъ тломъ, герцогъ и герцогиня приняли испуганный видъ.