— Да! да! подхватилъ Санчо; это безстрашіе заставляло меня не разъ посылать себя ко всмъ чертямъ; потому что господинъ мой кидается одинъ за сотню вооруженныхъ людей, какъ жадный ребенокъ на десятокъ грушъ. Чортъ меня возьми! Для всего есть время, для нападенія и отступленій; нельзя вчно кричать:
— Другъ мой! сказалъ бакалавръ: ты заговорилъ, какъ книга. Не падай же духомъ, и врь, все дастся тому, кто уметъ ждать. Въ свое время господинъ твой, безъ сомннія, наградитъ тебя не только островомъ, но цлымъ королевствомъ.
— Я одинаково приму самое большое, какъ самое меньшее, отвчалъ Санчо; и если господинъ мой, дйствительно, подаритъ мн королевство, то я не заставлю его раскаяваться. Я достаточно испытанъ и чувствую себя въ силахъ управіять островами и королевствами.
— Берегись, Санчо, замтилъ бакалавръ; почести измняютъ людей, и очень можетъ быть, что ставъ губернаторомъ, ты не узналъ бы родной матери.
— Господинъ бакалавръ! отвчалъ Санчо; приберегите ваши предостереженія для людей, рожденныхъ подъ листомъ капусты, а не для тхъ, чья душа покрыта, какъ моя, на четыре пальца жиромъ стараго христіанина. Сдлайте одолженіе, не безпокойтесь обо мн; а знаю, вс будутъ довольны мной.
— Дай Богъ, проговорилъ Донъ-Кихотъ. Впрочемъ, мы вскор увидимъ тебя на дл. Если я не ошибаюсь, островъ очень близокъ отъ насъ, такъ близокъ, что мн, кажется, будто я его вижу предъ собою.
Съ послднимъ словомъ рыцарь обратился къ бакалавру, какъ къ поэту, съ просьбою написать ему прощальные стихи къ Дульцине. Я бы желалъ, сказалъ Донъ-Кихотъ, чтобы первыя буквы всхъ стиховъ, по порядку, составили бы слова: Дульцинея Тобозская.
— Хотя я и не имю счастія принадлежать къ славнйшимъ поэтамъ Испаніи, которыхъ у насъ, какъ слышно, всего три съ половиною, тмъ не мене готовъ исполнить вашу просьбу, какъ ни трудна она, отвчалъ Караско.
— Главное, сказалъ Донъ-Кихотъ, постарайтесь написать ихъ такъ, чтобъ они не могли быть отнесены ни къ какой другой дам, кром моей,
Караско согласился съ рыцаремъ на счетъ прощальныхъ стиховъ, и сообща они ршили потомъ, чтобъ Донъ-Кихотъ, пустился черезъ недлю въ новыя странствованія. Бакалавра просили держать это ршеніе въ тайн отъ священника, цирюльника, племянницы и экономки, чтобы он не воспрепятствовали предполагаемому отъзду. Караско общалъ молчать и прощаясь съ Донъ-Кихотомъ, просилъ его увдомлять, при случа, объ успхахъ и не удачахъ своихъ. Друзья разстались, и Санчо отправился длать свои распоряженія къ предстоящему отъзду.
Глава V
Приступая къ переводу пятой главы этой исторіи, переводчикъ объявляетъ, что онъ признаетъ ее апокрифическою, такъ какъ Санчо говоритъ здсь языкомъ, возносящимся, повидимому, надъ его ограниченнымъ умомъ, и высказываетъ, порою, такую проницательность, что нтъ возможности предположить, дабы она была плодомъ его собственной мыслительности. Во всякомъ случа, исполняя разъ принятую имъ на себя обязанность, переводчикъ считаетъ себя не вправ пропустить ее, и продолжаетъ такимъ образомъ:
Санчо возвращался домой такой довольный, въ такомъ веселомъ расположеніи духа, что жена завидвъ, на разстояніи выстрла изъ арбалета, сіяющее радостью лицо своего мужа, спросила его: «что съ тобой, милый, чмъ ты такъ доволенъ?э
— Жена! отвчалъ Санчо, я былъ бы еще довольне, еслибъ не былъ такъ веселъ.