Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

— Ужъ если я не способенъ управлять островомъ теперь, воскликнулъ Санчо, то не сдлаюсь способне и въ Мафусаиловы лта. Бда не въ моихъ способностяхъ, а въ томъ, что мы не знаемъ, гд найти этотъ островъ.

— Санчо! предайся во всемъ вол Бога, безъ которой не падаетъ съ дерева ни единый листъ, отвчалъ Донъ-Кихотъ; и тогда, быть можетъ, все пойдетъ къ лучшему.

— Ваша правда, проговорилъ Караско; и если будетъ на то воля Бога, то Санчо получитъ скоре сто острововъ, чмъ одинъ.

— Видлъ я, сказалъ Санчо, губернаторовъ, которые не стоятъ моего мизинца и, однако, они пользуются полнымъ почетомъ и дятъ съ серебряныхъ блюдъ.

— Это губернаторы не острововъ, а чего-нибудь боле сподручнаго имъ, замтилъ Караско, потому что губернатору острова нужно быть, по крайней мр, человкомъ грамотнымъ.

— Ничего я этого не понимаю, отвтилъ Санчо, и знаю только, что Богъ усадитъ меня на такое мсто, на которомъ я всего лучше въ состояніи буду служить ему. Господинъ бакалавръ! историкъ нашъ поступилъ очень умно, взвшивая свои слова, когда писалъ обо мн; иначе, клянусь Богомъ, я закричалъ бы такъ, что меня услышали бы глухіе.

— А я клянусь, отвчалъ Караско, что о васъ закричали бы тогда какъ о чуд.

— Дло не въ чуд, сказалъ Санчо, а пусть каждый обращаетъ вниманіе на то, что говоритъ о комъ бы то ни было, и не пишетъ всего, что взбредетъ ему на умъ.

— Съ недостаткамъ этой исторіи, продолжалъ бакалавръ, относятъ еще приклеенную къ ней авторомъ повсть Безразсудно-любопытный, не потому, чтобы она была скучна или дурно написана, но она не иметъ никакого отношенія къ приключеніямъ господина Донъ-Кихота.

— Готовъ биться объ закладъ, воскликнулъ Санчо, что эта собака авторъ совалъ въ свою книгу, какъ въ чемоданъ, все, что попадалось ему подъ руку.

— Если это правда, замтилъ Донъ-Кихотъ, то историкъ мой оказывается не мудрымъ волшебникомъ, а невжественнымъ болтуномъ, писавшимъ наобумъ, подобно живописцу Орбанея, который на вопросъ, что намренъ онъ рисовать, отвчалъ: что случится; и однажды нарисовалъ птуха, подъ которымъ нужно было подписать: «это птухъ». Боюсь, какъ бы не вышло чего-нибудь подобнаго и съ моей исторіей; какъ бы не понадобились и къ ней подобные комментаріи.

— О, въ этомъ отношеніи будьте. покойны, сказалъ Караско: она написана чрезвычайно ясно; нтъ человка, который не въ состояніи былъ бы понимать ее. Ее перелистываютъ дти, хвалятъ старики, а молодежь просто пожираетъ ее. Словомъ, вс ее читаютъ и перечитываютъ; и теперь чуть кто-нибудь завидитъ тощую клячу, какъ уже кричитъ: вотъ Россинантъ! Но самый большій восторгъ книга эта возбудила въ пажахъ. Трудно найти переднюю вельможи, въ которой бы не нашлось экземпляра Донъ-Кихота; и не успетъ одинъ пажъ прочесть ее, какъ ужъ другой, съ нетерпніемъ, выхватываетъ у него книгу; и вс они, кажется, желали бы въ одно время имть ее въ своихъ рукахъ. Ко всему этому нужно сказать, что книга эта представляетъ самое пріятное и невинное развлеченіе, изъ всхъ существовавшихъ досел. Въ ней нельзя найти ни одного слова, которое бы пробуждало въ душ читающаго преступную мысль, нтъ толкованія, которое бы не было строго православнымъ.

— Человка, написавшаго иначе, слдовало бы сжечь живымъ на костр, какъ длателя фальшивой монеты, сказалъ Донъ-Кихотъ. Не понимаю только, что побудило автора вклеивать въ мою исторію эпизодическія событія, не имющія ни малйшаго отношенія ко мн. Это тмъ удивительне, что мои похожденія, безъ всякихъ прибавленій, могли, кажется, доставить ему богатый и разнообразный матеріалъ. Да, одними только моими мыслями, страданіями и слезами, моими безгрховными помыслами и геройскими предпріятіями, можно наполнить столько книгъ, сколько написалъ Тозтадо. Изъ всего этого я заключаю, господинъ бакалавръ, что человку пишущему необходимо обладать большимъ запасомъ зрлой мысли и опытности. Только великимъ умамъ дана способность остроумно шутить и говорить колко и хорошо. Вы знаете, въ комедіи трудне всего обрисовать роль глупца, потому что нужно быть очень неглупымъ человкомъ, чтобы съумть во время прикинуться дуракомъ. Умалчиваю объ исторіи — святомъ труд — въ которомъ должна царствовать одна истина, что не мшаетъ нкоторымъ господамъ изготовлять и продавать историческія книги, какъ блины, цлыми дюжинами.

— Нтъ такой дурной книги, изъ которой нельзя было бы извлечь чего-нибудь хорошаго, замтилъ бакалавръ.

— Безъ сомннія, замтилъ Донъ-Кихотъ; но сколько сочиненій превозносятся до небесъ, пока остаются въ портфеляхъ авторовъ и обращаются въ ничто, при появленіи своемъ на свтъ.

— Не мудрено, отвчалъ Караско; печатное сочиненіе разбирается на свобод, когда представляется возможность подмтить въ немъ малйшую ошибку; и чмъ извстне писатель, тмъ тщательне подмчаютъ, обыкновенно, вс его недостатки. Наши великіе поэты, наши славные историки всегда находили толпу завистниковъ, которые сами не создавъ ничего, съ какимъ то злымъ удовольствіемъ строго критикуютъ всякое чужое твореніе.