Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

— Санчо, отвтилъ Донъ-Кихотъ, чмъ возвышенне наши достоинства, тмъ сильне злословятъ ихъ; ты это ясно видишь теперь. Многіе ли изъ великихъ историческихъ лицъ не были оклеветаны? Юлій Цезарь, этотъ славный полководецъ прослылъ за эгоиста, неряху и развратника. Великаго Александра обвиняли въ пьянств. Проводившій жизнь свою въ баснословныхъ подвигахъ Геркулесъ прослылъ человкомъ изнженнымъ и сладострастнымъ. О брат Амадиса донъ-Галаор говорили, что онъ безпокоенъ и неуживчивъ, а о самомъ Амадис, будто онъ плакса, не хуже любой женщины. Поэтому, бдный мой Санчо, я нисколько не огорченъ всми этими слухами, утшая себя тмъ, что несправедливость людей была удломъ многихъ великихъ мужей, ставшихъ удивленіемъ міра.

— Но позвольте, на средин дороги не останавливаются; замтилъ Санчо.

— Что же еще? спросилъ Донъ-Кихотъ.

— А то, отвчалъ Санчо, что, до сихъ поръ, я подчивалъ васъ медомъ, если же вы хотите звать побольше, то я приведу сюда одного человка, который доскажетъ вамъ остальное. Сынъ Вароломея Караско, Самсонъ, пріхалъ вчера вечеромъ изъ Саламанки, гд онъ получилъ званіе бакалавра; узнавши о его прізд, я отправился поболтать съ нимъ, и узналъ отъ него, что въ Италіи отпечатана книга, которая называется: славный и многоумный рыцарь Донъ-Кихотъ Ламанчскій. Въ этой книг говорится только о васъ и обо мн; и если врить Караско, такъ я выставленъ въ ней за показъ всему міру подъ моимъ настоящимъ именемъ Санчо Паесо. Въ книгу эту всунута и госпожа Дульцинея Тобозская и многое другое, происшедшее между мной и вами. Я перекрестился, по крайней мр, тысячу разъ, не понимая, какой чортъ разсказалъ это все описавшему насъ сочинителю.

— Нужно думать, что книгу эту написалъ какой-нибудь мудрый волшебникъ, потому что отъ нихъ не скрыто ничего, замтилъ Донъ-Кихотъ.

— Должно быть волшебникъ, чортъ бы его побралъ, отвтилъ Санчо; Караско говорятъ, будто онъ называется Сидъ Гамедъ Беренгена [1].

— Это мавританское имя — сказалъ Донъ-Кихотъ.

— Очень можетъ быть; мавры, какъ слышно, любятъ бадиджану — отвчалъ Санчо.

— Ты однако, перепуталъ, кажется, имя автора, замтилъ Донъ-Кихотъ; потому что слово сидъ значитъ господинъ.

— Этого я не знаю, но если вамъ желательно, чтобъ я привелъ сеюда самого бакалавра, то я полечу къ нему быстре птицы, сказалъ Санчо.

— Ты сдлаешь мн этимъ большое одолженіе; послдняя новость такъ сильно затронула мое любопытство, отвчалъ Донъ-Кихотъ, что я не возьму ничего въ ротъ, пока не узнаю подробно обо всемъ.

Санчо тотчасъ же побжалъ за бакалавромъ, съ которымъ онъ вскор вернулся къ Донъ-Кихоту, и тогда между ними завязался преинтересный разговоръ, переданный въ слдующей глав.

Глава III

Донъ-Кихотъ крпко задумался, въ ожиданіи прихода Караско. Онъ никакъ не могъ ожидать, чтобы исторія его подвиговъ была обнародована въ то время, когда мечь рыцаря еще дымился кровью его враговъ. И онъ вообразилъ себ, что вдохновенный своимъ даромъ, исторію его написалъ какой-нибудь волшебникъ, другъ или недругъ его: другъ: съ цлію возвеличить и вознести его превыше всхъ рыцарей міра; недругъ — съ цлію омрачить его славу и низвести его ниже послдняго оруженосца. «Я, однако, не припомню», говорилъ онъ самъ себ, «чтобы кто-нибудь писалъ исторію оруженосцевъ, и если правда, что исторія моя напечатана, то, какъ исторія странствующаго рыцаря, она должна быть благородна, возвышенна и правдоподобна». Вспомнивъ однако, что историкъ его мавръ, какъ показывало слово сидъ, а потому отъ него, какъ отъ мавра, трудно ожидать правды; онъ началъ бояться, чтобы мавританскій писатель не представилъ съ неприличной стороны любви рыцаря въ Дульцине, и тмъ не омрачилъ бы ея незапятнанной славы. Не смотря на то, онъ былъ увренъ, что авторъ воздастъ должную хвалу рдкому постоянству и безграничной преданности своего героя избранной имъ дам, отвергшаго изъ-за нее столько царственныхъ женщинъ, чтобы не омрачить ни одною тнью врности клятвъ, данныхъ имъ Дульцине.

Приходъ Караско и Санчо оторвалъ Донъ-Кихота отъ этихъ мечтаній, и рыцарь, какъ бы внезапно пробужденный отъ глубокаго сна, встртилъ своего гостя и принялъ его съ нелицепріятнымъ радушіемъ.

Не смотря на свое имя, Самсонъ Караско былъ человкъ лтъ двадцати пяти: блдный, низкій, худой, умный и большой насмшникъ. Круглое лицо, большой ротъ и вздернутый носъ сразу показывали въ немъ человка, не считавшаго особеннымъ грхомъ посмяться на чужой счетъ. Войдя въ Донъ-Кихоту, онъ кинулся предъ нимъ на колна, прося у него позволенія облобызать его руки. «Синьоръ», сказалъ онъ ему: «клянусь этимъ платьемъ святаго Петра — хотя я и не вознесся еще надъ четырьмя первыми учеными степенями — вы славнйшій изъ всхъ прошедшихъ, настоящихъ и будущихъ рыцарей; и да благословится имя Сидъ-Гамедъ Бененгели, пріявшаго на себя трудъ написать ваши несравненные подвиги; да благословится десять разъ имя того, это перевелъ эту исторію съ арабскаго языка на кастильскій и тмъ доставилъ намъ возможность насладиться чтеніемъ одной изъ самыхъ увлекательныхъ книгъ».