Приподнявъ Караско, Донъ-Кихотъ спросилъ его: «скажите, неужели, въ самомъ дл исторія моихъ длъ уже написана и притомъ мавританскимъ историкомъ»?
— Да, отвчалъ Караско, не только написано, но и отпечатана уже боле чмъ въ двнадцати тысячахъ экземплярахъ въ Лиссабон, Валенсіи, Барселон, говорятъ будто ее печатаютъ даже въ Анвер, и я нисколько не сомнваюсь, что нкогда ее станутъ всюду печатать и переведутъ на вс языки.
— Ничто не можетъ боле обрадовать каждаго благороднаго человка, сказалъ Донъ-Кихотъ, какъ видть еще при жизни напечатанною исторію своихъ длъ, видть себя при жизни окруженнымъ общимъ уваженіемъ и ореоловъ незапятнанной славы.
— О, что до славы, отвтилъ бакалавръ, то, въ этомъ отношеніи, вы недосягаемо вознеслись надъ всми странствующими рыцарями въ мір, потому что мавританскій историкъ на своемъ, а христіанскій за своемъ язык старались обрисовать характеръ вашъ въ самомъ ослпительномъ блеск, выказавъ съ самой возвышенной стороны вашу неустрашимость въ опасностяхъ, твердость въ превратностяхъ жизни, терпніе въ перенесеніи ранъ, и наконецъ платоническую любовь вашу къ донн Дульцине Тобозежой.
— А! воскликнулъ Санчо. Я, правду сказать, не слыхалъ до сихъ поръ, чтобы госпожа Дульцинея называлась донной; она просто Дульцинея, безъ всякихъ доннъ; и вотъ вамъ первая ошибка въ вашей исторіи.
— Это дло не важное, возразилъ бакалавръ.
— Конечно, не важное, подтвердилъ Донъ-Кихотъ. Но скажите, пожалуйста, продолжалъ онъ, обращаясь къ бакалавру, какіе изъ моихъ подвиговъ въ особенности прославлены?
— Въ этомъ отношеніи мннія расходятся, отвчалъ Караско. Одни превозносятъ битву вашу съ втряными мельницами, другимъ боле понравилось приключеніе съ сукновальнями; третьи — въ восторг отъ вашей встрчи съ двумя великими арміями, оказавшимися стадами барановъ, четвертымъ понравилось, въ особенности, приключеніе съ мертвецомъ, везомымъ въ Сеговію. Многіе, наконецъ, восхищены приключеніемъ съ освобожденными вами каторжниками, но самое большее число читателей говоритъ, что битва съ Бисвайцемъ затмваетъ вс остальные ваши подвиги.
— Описана ли въ этой исторіи, спросилъ Санчо, встрча наша съ ангуезскими погонщиками, когда чортъ дернулъ Россинанта искать полдень въ четырнадцатомъ часу.
— Въ ней описано ршительно все, и при томъ съ малйшими подробностями, отвчалъ бакалавръ. Авторъ не забылъ ничего, даже кувырканій Санчо на одял.
— Не на одял, а въ воздух — пробормоталъ Санчо.
— Что длать? замтилъ Донъ-Кихотъ; нтъ исторіи, въ которой бы не было своего высокаго и низкаго; это особенно примнимо къ исторіямъ странствующихъ рыцарей, ихъ не всегда приходится наполнять одними счастливыми событіями.
— Правда ваша, такая правда, отвтилъ Караско, что многіе находятъ даже лучшимъ, еслибъ авторъ умолчалъ о нкоторыхъ палочныхъ ударахъ, такъ щедро сыпавшихся на рыцаря Донъ-Кихота во многихъ встрчахъ.
— Они, однако, нисколько не вымышлены, замтилъ Санчо.
— Тмъ не мене о нихъ, дйствительно, лучше было бы умолчать. сказалъ Донъ-Кихотъ. Къ чему говорить о томъ, что нисколько не можетъ возвысить достоинства и интереса разсказа, и что унижаетъ при томъ избраннаго авторомъ героя. Неужели, въ самомъ дл, Эней былъ такъ набоженъ, какъ говоритъ Виргилій, а Улиссъ такъ мудръ, какъ повствуетъ Гомеръ?
— Но, позвольте вамъ замтить, что между поэтомъ и историкомъ существуетъ нкоторая разница, сказалъ бакалавръ. Поэтъ рисуетъ событія не такъ, какъ он были, а какъ должны бы быть; историкъ же — рабъ событія, онъ не сметъ ничего вычеркнуть въ немъ и ничего добавить къ нему.
— Чортъ возьми! воскликнулъ Санчо, да если этотъ мавръ не вретъ, то говоря о палочныхъ ударахъ, выпавшихъ на долю моего господина, онъ, вроятно, не молчитъ и о тхъ, которые выпали на мою — потому что палка никогда не касалась плечь моего господина иначе, какъ касаясь въ то же время меня въ полномъ моемъ состав. Это, впрочемъ, нисколько не удивительно; при страданіи головы, страдаютъ вс члены, говоритъ господинъ Донъ-Кихотъ.
— Какъ ты злопамятенъ, Санчо, сказалъ Донъ-Кихотъ; ты никогда не забываешь того, что хочешь помнить.
— Да могу ли я позабыть эти удары, когда слды ихъ еще свжи на моихъ бокахъ, — отвтилъ Санчо.
— Молчи и не перебивай господина бакалавра, пусть онъ передастъ все, что говорится обо мн въ моей исторіи.
— Я тоже хотлъ бы узнать все, что говорится въ ней обо мн, добавилъ Санчо, потому что я играю въ ней, какъ слышно, не послднюю ролю.
— Роль, а не ролю, перебилъ Караско.
— Вотъ нашелся новый поправчикъ, воскликнулъ Санчо. Да если мы этакъ будемъ продолжать, такъ врно ничего не узнаемъ при жизни.
— Да отступится отъ меня Богъ, отвчалъ бакалавръ, если Санчо не второе лицо въ исторіи Донъ-Кихота, и даже существуютъ люди, предпочитающіе оруженосца рыцарю. Говорятъ только, что Санчо очень легковрно принялъ за чистую монету островъ, общанный ему его господиномъ.
— За горою есть еще солнце, сказалъ Донъ-Кихотъ, и Санчо съ лтами станетъ опытне и способне управлять островомъ.