Читаем Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание) полностью

— Зовутъ его, продолжала Долорида, не такъ, какъ коня Беллерофона, называвшагося Пегасъ, и не такъ какъ коня Александра великаго, называвшагося Букефалъ; зовутъ его также ни Бриладоромъ, какъ звался конь неистоваго Роланда, ни Баіартомъ, какъ звался конь Рейнольда Монтальванскаго, ни Фронтиномъ, какъ звался конь Рожера, ни Бутесъ и Перитоіа, какъ звали коней Солнца, ни даже Ореллой, на которомъ сражался несчастный Родерикъ, въ той битв, въ которой онъ потерялъ жизнь и королевство.

— Готовъ биться объ закладъ, воскликнулъ Санчо, что если ему не дали имени ни одного изъ этихъ знаменитыхъ коней, такъ не назвали его, должно быть, и такъ, какъ называется конь моего господина — Россинантомъ, а это имя подходитъ въ нашему коню, пожалуй, лучше чмъ ко всмъ остальнымъ конямъ въ мір подходятъ ихныя названія.

— Это правда, отвтила бородатая графиня; но только имя коня Маламбруно подходитъ къ нему какъ нельзя боле; онъ называется Клавилень, за нашемъ язык это значитъ деревянный болванъ съ пружиной. По характерности своего имени онъ можетъ, я думаю, поспорить съ знаменитымъ Россинантомъ.

— Да, имя ничего себ, сказалъ Санчо; но какими уздами или удилами управляютъ имъ?

— Я же только что сказала, отвтила Трифалды, что имъ управляютъ при помощи пружины. Поворачивая ее въ ту или другую сторону всадникъ можетъ направлять этого коня, какъ и куда ему угодно, то въ самыя верхнія пространства воздуха, то внизъ, заставляя его почти подметать соръ съ земли; то, какъ разъ, въ середину, которую слдуетъ искать во всякомъ разумномъ дл.

— Хотлось бы мн его увидть, сказалъ Санчо; но воображать, что я сяду на сдл или хребт его, значило бы ожидать отъ козла молока. Я на своемъ осл, и на такомъ сидніи, которое мягче шелка, съ трудомъ держусь, а чтобы я сталъ садиться безъ ковра или подушки на деревянную спину. Нтъ, этому не бывать! я вовсе не желаю стереть себ всю кожу для того, чтобы кого-нибудь обрить. Пусть тотъ, у кого борода не въ пору, сбретъ ее, не ожидая, чтобы я пустился съ моимъ господиномъ въ такой далекій путь. Да и не обязанъ я, наконецъ, служить бородамъ этихъ дамъ, какъ мн приходится послужить разочарованію госпожи Дульцинеи.

— Нтъ, другъ мой, ты долженъ послужить намъ, сказала Долорида; безъ тебя мы ничего не сдлаемъ.

— Вотъ теб новая претензія, воскликнулъ Санчо; да какое дло оруженосцамъ до приключеній ихъ господъ? Господамъ будетъ доставаться слава отъ всхъ этихъ приведенныхъ къ концу приключеній, а намъ работа. Благодарю покорно; если-бы еще хоть историки говорили, что такой-то рыцарь привелъ къ счастливому концу такое-то и такое то приключеніе, съ помощью такого-то и такого-то оруженосца своего, безъ котораго онъ не привелъ бы этого приключенія ни къ какому концу… ну, тогда бы я подумалъ еще; а то господа эти очень сухо пишутъ: донъ Паралипоменонъ Трехъ Звздъ положилъ конецъ приключенію шести вампировъ, не говоря вовсе объ его оруженосц, который находился въ этомъ приключеніи совершенно такъ же, какъ находился на этомъ свт И я повторяю вамъ, господа мои, что можетъ себ господинъ Донъ-Кихотъ отправляться одинъ и дай ему Богъ счастья; я же останусь здсь возл госпожи герцогини. Скажу ему только, что по возвращеніи онъ, быть можетъ, найдетъ свою даму Дульцинею разочарованною на три четверти, потому что въ свободное время я думаю отстегать себя плетьми до крови.

— Но, милый Санчо, отвтила герцогиня, ты долженъ же отправиться съ своимъ господиномъ, если это окажется нужнымъ; вдь тебя просятъ эти добрыя дамы. Пусть не будетъ сказано о теб, что изъ-за тебя несчастные подбородки ихъ остались съ бородами. Это, Санчо, былъ бы грхъ на твоей совсти.

— Вотъ съ другой стороны пристали, проговорилъ Санчо; если бы еще я долженъ былъ явить милосердіе къ какимъ-нибудь затворницамъ, или сироткамъ христіанкамъ, ну, тогда, куда ни шло; а то, чортъ меня возьми, стану я изъ кожи лзть, чтобы снять бороды съ этихъ дуэній? да пусть он остаются съ бородами отъ малой до великой, отъ самой красивой до самой дурной.

— Видно, что ты ученикъ толедскаго аптекаря, и также любишь дуэній, какъ этотъ господинъ, замтила герцогиня; но только ты не правъ: у меня въ дом есть дуэньи, съ которыхъ могли бы брать примръ иныя госпожи, и вотъ почтенная дона Родригезъ первая подтвердитъ мои слова.

— Довольно и того, что вы ихъ сказали, ваша свтлость, отвтила дона Родригезъ, а Богъ — Онъ знаетъ правду. Хороши мы или дурны, бородаты или нтъ, но мы родились на свтъ также, какъ другія женщины. И если Богъ создалъ насъ, такъ врно было зачмъ.

— Совершенно справедливо, госпожа Родригезъ, сказалъ Донъ-Кихотъ; и я надюсь, графиня Трифалды съ компаніей, что небо кинетъ на насъ сострадательный взоръ и Санчо исполнитъ то, что я ему велю; если только явится Клавилень, и я увижу себя въ схватк съ Маламбруно. Теперь же я знаю только, что никакая бритва не обретъ лучше вашихъ бородъ, какъ сбретъ мой мечъ голову съ плечь Маламбруно. Богъ терпитъ злыхъ, но только не вчно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Театр
Театр

Тирсо де Молина принадлежит к драматургам так называемого «круга Лопе де Веги», но стоит в нем несколько особняком, предвосхищая некоторые более поздние тенденции в развитии испанской драмы, обретшие окончательную форму в творчестве П. Кальдерона. В частности, он стремится к созданию смысловой и сюжетной связи между основной и второстепенной интригой пьесы. Традиционно считается, что комедии Тирсо де Молины отличаются острым и смелым, особенно для монаха, юмором и сильными женскими образами. В разном ключе образ сильной женщины разрабатывается в пьесе «Антона Гарсия» («Antona Garcia», 1623), в комедиях «Мари-Эрнандес, галисийка» («Mari-Hernandez, la gallega», 1625) и «Благочестивая Марта» («Marta la piadosa», 1614), в библейской драме «Месть Фамари» («La venganza de Tamar», до 1614) и др.Первое русское издание собрания комедий Тирсо, в которое вошли:Осужденный за недостаток верыБлагочестивая МартаСевильский озорник, или Каменный гостьДон Хиль — Зеленые штаны

Тирсо де Молина

Драматургия / Комедия / Европейская старинная литература / Стихи и поэзия / Древние книги
Тиль Уленшпигель
Тиль Уленшпигель

Среди немецких народных книг XV–XVI вв. весьма заметное место занимают книги комического, нередко обличительно-комического характера. Далекие от рыцарского мифа и изысканного куртуазного романа, они вобрали в себя терпкие соки народной смеховой культуры, которая еще в середине века врывалась в сборники насмешливых шванков, наполняя их площадным весельем, шутовским острословием, шумом и гамом. Собственно, таким сборником залихватских шванков и была веселая книжка о Тиле Уленшпигеле и его озорных похождениях, оставившая глубокий след в европейской литературе ряда веков.Подобно доктору Фаусту, Тиль Уленшпигель не был вымышленной фигурой. Согласно преданию, он жил в Германии в XIV в. Как местную достопримечательность в XVI в. в Мёльне (Шлезвиг) показывали его надгробье с изображением совы и зеркала. Выходец из крестьянской семьи, Тиль был неугомонным бродягой, балагуром, пройдохой, озорным подмастерьем, не склонявшим головы перед власть имущими. Именно таким запомнился он простым людям, любившим рассказывать о его проделках и дерзких шутках. Со временем из этих рассказов сложился сборник веселых шванков, в дальнейшем пополнявшийся анекдотами, заимствованными из различных книжных и устных источников. Тиль Уленшпигель становился легендарной собирательной фигурой, подобно тому как на Востоке такой собирательной фигурой был Ходжа Насреддин.

литература Средневековая , Средневековая литература , Эмиль Эрих Кестнер

Зарубежная литература для детей / Европейская старинная литература / Древние книги