Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

— Да благословятъ и озаритъ тебя звзды всхъ сферъ небесныхъ, о, мужественный рыцарь, воскликнула Долорида. Да переполнятъ он великодушное сердце твое счастіемъ и мужествомъ; да станешь ты поддержкой и опорой поруганнаго и скорбнаго племени дуэній, ненавидимаго аптекарями, язвимаго оруженосцами, оплеваннаго пажами. Да будетъ проклята та негодная женщина, которая въ цвт лтъ не длается монахиней скоре, чмъ дуэньей. О, горе, горе намъ, дуэньямъ, воскликнула она, госпожи наши швырнули бы намъ ты въ физіононію, если бы надялись, что станутъ отъ этого королевами, хотя бы мы происходили отъ Гектора Троянскаго въ прямой линіи отъ мужчины въ мужчин. О, великанъ Маламбруно! Хотя ты и волшебникъ, ты однако держишь свое слово; пошли же намъ скоре несравненнаго Клавиленя, чтобы скоре прекратилось наше бдствіе; потому что если наступятъ жары, и мы останемся съ бородами, тогда — пиши пропало.

Трифалды проговорила эти слова рзкимъ, раздирающимъ голосомъ, вызвавшимъ слезы изъ глазъ всхъ окружавшихъ ее. У самого Санчо они стали влажными, и оруженосецъ внутренно поклялся себ отправиться съ своимъ господиномъ. хоть на край свта, если это окажется нужнымъ для того, чтобы снять бороды съ подбородковъ несчастныхъ дамъ.

Глава XLI

Между тмъ на землю спустилась ночь и наступилъ часъ, въ который долженъ былъ прибыть знаменитый вонь Клавилень. Не видя его, Донъ-Кихотъ начиналъ сильно тревожиться, предполагая, что или этотъ подвигъ предназначено совершить другому рыцарю, или что Маламбруно не дерзаетъ вступить съ нимъ въ поединокъ и потому не присылаетъ коня. Вскор однако въ саду появились покрытые плющемъ четыре дикаря съ большою деревянною лошадью, которую они тащили на себ. Поставивъ коня возл Донъ-Кихота, одинъ изъ нихъ сказалъ: «пусть тотъ рыцарь, у котораго хватитъ мужества, сядетъ на эту машину».

— Я, значитъ, не сажусь, перебилъ Санчо, потому что и не рыцарь и мужества у меня вовсе не хватаетъ.

— И если есть у него оруженосецъ, продолжалъ дикарь, пусть онъ помстится на этомъ кон позади рыцаря. Рыцарь можетъ вполн положиться на мужественнаго Маламбруно и не страшиться кром его меча никакихъ козней съ его стороны. Пусть дотронется онъ до пружины на ше Клавилена, и конь этотъ помчитъ своихъ всадниковъ по воздуху, туда, гд ждетъ ихъ Маламбруно. Но чтобы высота пространства не затрудняла рыцаря и оруженосца, они должны мчаться съ завязанными глазами, пока не заржетъ ихъ конь. Это будетъ знакъ, что путь ихъ конченъ. Съ послднимъ словомъ дикари оставили Клавилена и размреннымъ шагомъ ушли туда, откуда пришли.

Увидвъ присланнаго Малаибруно коня, Долорида, со слезами на глазахъ, сказала Донъ-Кихоту: «мужественный рыцарь! общанія Маламбруно исполнены, конь ждетъ тебя и наши бороды торопятъ насъ».

Вс мы, каждымъ волосомъ нашего подбородка, воскликнули дуэньи, заклинаемъ тебя обстричь и обрить насъ! Для этого теб стоитъ только ссть съ твоимъ оруженосцемъ на этого коня и счастливо пуститься въ новаго рода путь.

— Графиня Трифалды! отвчалъ Донъ-Кихотъ; мн такъ сильно хочется увидть скоре васъ и всхъ этихъ дамъ обстриженными и обритыми, что я готовъ, — лишь бы только не терять ни секунды, — не дожидаться подушки и не надвать шпоръ; это я сдлаю отъ всей души и отъ всего сердца.

— А я именно не сдлаю этого отъ всей души и отъ всего сердца, добавилъ Санчо. Если этихъ дамъ нельзя обрить безъ того, чтобы я не отправлялся по воздуху, на спин какого-то деревяннаго коня, такъ господинъ мой можетъ искать себ другаго оруженосца, а дамы эти другаго средства выбриться; — не колдунъ я какой-нибудь, чтобы для ихъ удовольствія носиться по воздуху. И что сказали бы мои островитяне, еслибъ узнали, что я прогуливаюсь по втрамъ. Къ тому же отсюда три тысячи и столько миль до этой Кандаи, и если конь нашъ вдругъ устанетъ, или великанъ разсердится, тогда намъ придется возвращаться назадъ съ полдюжины лтъ, и не будетъ тогда ни острововъ, ни островитянъ на свт, которые узнали бы меня. Опасность говорятъ въ промедленіи, и когда даютъ теб синицу въ руки, не ищи журавля въ неб, поэтому я прошу бороды этихъ дамъ извинить меня. Святому Петру хорошо и въ Рим, а мн и здсь, гд хозяева принимаютъ меня такъ ласково и общаютъ пожаловать мн островъ.