Читаем Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание) полностью

— Другъ мой, Санчо, отвтилъ герцогъ; островъ не уйдетъ и не убжитъ. У него такіе глубокіе корни, вросшіе такъ глубоко въ землю, что его никакими силами нельзя ни вырвать, ни передвинуть. Къ тому же, назначая тебя на такое высокое мсто, не могу и въ благодарность за это удовольствоваться двумя флягами вина, большой и маленькой; нтъ, въ благодарность за это, я требую, чтобы ты съ господиномъ Донъ-Кихотомъ отправился привести въ концу это знаменитое приключеніе. Вернешься ли ты въ скоромъ времени на быстрокрыломъ Клавилен, или, вслдствіе неблагопріятной для тебя судьбы, теб придется вернуться назадъ не скоро, переходя изъ деревни въ деревню, изъ корчмы въ корчму, какъ бдному странствующему богомольцу, словомъ, какъ бы ты ни вернулся, ты во всякомъ случа найдешь свой островъ тамъ, гд его оставишь, и твоихъ островитянъ, по прежнему желающихъ видть тебя своимъ губернаторомъ. Воля моя неизмнна, и ты не сомнвайся въ этомъ, если не хочешь глубоко оскорбить страстное желаніе мое чмъ-нибудь услужить теб.

— Довольно, довольно, воскликнулъ Санчо; мн — бдному, простому оруженосцу, не подъ силу столько любезностей. Пусть господинъ мой садится за коня, и пусть завяжутъ мн глаза и поручатъ меня Богу. Позвольте мн только спросить: могу ли я, пролетая по этимъ воздушнымъ высотамъ, молиться Богу и поручить душу мою ангеламъ.

— Можешь, Санчо, поручать ее кому теб угодно, потому что Маламбруно, хотя и волшебникъ, но христіанинъ; онъ очаровываетъ съ большою сдержанностью и благоразуміемъ и не длаетъ зла никому.

— Да хранитъ же меня Богъ, и да напутствуетъ мн Троица Гаэтская, восклиннулъ Санчо.

— Съ самого дня нашего приключенія съ сукновальницами, сказалъ Донъ-Кихотъ, я не запомню, чтобы Санчо когда-нибудь такъ перетрусилъ, какъ теперь, и еслибъ я врилъ въ предчувствія, то пожалуй и самъ бы немного встревожился. Но Санчо, пойди сюда, я хочу, съ позволенія герцога и герцогини, сказать теб пару словъ наедин.

Отведши Санчо подъ группу деревьевъ. Донъ-Кихотъ взялъ его за об руки и сказалъ ему: «братъ мой, Санчо: ты видишь, какой продолжительный путь предстоитъ намъ Богъ всть, когда мы вернемся, и будетъ ли у насъ теперь свободное время. Поэтому я бы хотлъ, чтобы ты ушелъ теперь въ свою комнату, какъ будто по длу, и тамъ отсчиталъ себ для начала, пятьсотъ или шестьсотъ ударовъ въ счетъ назначенныхъ теб трехъ тысячъ трехъ сотъ. Ты знаешь, во всемъ трудно только начало, и когда ты отсчитаешь себ ударовъ пятьсотъ, тогда дло можно будетъ считать на половину оконченнымъ.

— Вы, ваша милость, должно быть спятили съ ума? воскликнулъ Санчо. Теперь, когда мн нужно скакать на кон, вы хотите, чтобы я избилъ себя такъ, чтобы не могъ сидть. Ей-Богу, вы пристаете ко мн теперь, точно эти господа, о которыхъ говорится: ты видишь, что мн не до тебя и просишь сосватать теб мою дочь. Полноте право съ ума сходить. Подемъ-ка поскоре выбрить этихъ дамъ, и когда мы возвратимся, тогда я вамъ общаю словомъ такого человка, какой я на самомъ дл, — поторопиться исполнить это бичеваніе и удовольствовать васъ вполн; а теперь ни слова объ этомъ.

— Этого общанія для меня довольно, сказалъ Донъ-Кихотъ; ты исполнишь его, я въ этомъ увренъ, потому что, какъ ни глупъ ты, — ты, однако, человкъ правдивый.

— Хоть бы я былъ даже юродивый, отвтилъ Санчо, а и тогда сдержалъ бы свое слово.

Посл этого разговора рыцарь и оруженосецъ вернулись къ Клавиленю, и Донъ-Кихотъ, готовясь ссть на него, сказалъ Санчо: «Санчо, завязывай глаза. Я врю, что тотъ, кто посылаетъ насъ въ такіе далекіе края не способенъ обмануть насъ. И что могъ бы онъ выиграть, обманувъ слпо доврившихся ему людей. Но если бы даже все сдлалось не такъ, какъ я думаю, и тогда никакая злоба, никакая зависть не могли бы омрачить славу того, это ршился предпринять этотъ великій подвигъ».

— Ну, съ Богомъ, господинъ мой, отвтилъ Санчо: слезы и бороды этихъ дамъ я пригвоздилъ въ моему сердцу; и пока не увижу я подбородковъ ихъ гладкими, до тхъ поръ никакой кусокъ не ползетъ мн въ горло. Взлзайте же, ваша милость, на коня и завязывайте себ глаза, потому что если я долженъ хать позади васъ, такъ значитъ и ссть я долженъ посл васъ.

— Ты правъ, отвтилъ Донъ-Кихотъ; и доставши изъ кармана платовъ, онъ попросилъ Долориду завязать ему глаза. Но когда дама исполнила его желаніе, рыцарь сорвалъ повязку и сказалъ: «читалъ я у Виргилія исторію Троянскаго Палладіума. Это былъ, если память не измняетъ мн, деревянный конь, принесенный греками въ даръ богин Палласъ, наполненный тми вооруженными воинами, отъ чьихъ рукъ суждено было погибнуть Тро. Мн не мшаетъ поэтому взглянуть, что находится внутри Клавилена».

— Этого совсмъ не нужно, воскликнула Долорида, я отвчаю за Маланбруно; онъ не способенъ на измну и ни на какую хитрость. Садитесь, рыцарь, безъ страха на Клавилена, и если случится что-нибудь дурное, то, повторяю вамъ, я отвчаю за это.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Театр
Театр

Тирсо де Молина принадлежит к драматургам так называемого «круга Лопе де Веги», но стоит в нем несколько особняком, предвосхищая некоторые более поздние тенденции в развитии испанской драмы, обретшие окончательную форму в творчестве П. Кальдерона. В частности, он стремится к созданию смысловой и сюжетной связи между основной и второстепенной интригой пьесы. Традиционно считается, что комедии Тирсо де Молины отличаются острым и смелым, особенно для монаха, юмором и сильными женскими образами. В разном ключе образ сильной женщины разрабатывается в пьесе «Антона Гарсия» («Antona Garcia», 1623), в комедиях «Мари-Эрнандес, галисийка» («Mari-Hernandez, la gallega», 1625) и «Благочестивая Марта» («Marta la piadosa», 1614), в библейской драме «Месть Фамари» («La venganza de Tamar», до 1614) и др.Первое русское издание собрания комедий Тирсо, в которое вошли:Осужденный за недостаток верыБлагочестивая МартаСевильский озорник, или Каменный гостьДон Хиль — Зеленые штаны

Тирсо де Молина

Драматургия / Комедия / Европейская старинная литература / Стихи и поэзия / Древние книги
Тиль Уленшпигель
Тиль Уленшпигель

Среди немецких народных книг XV–XVI вв. весьма заметное место занимают книги комического, нередко обличительно-комического характера. Далекие от рыцарского мифа и изысканного куртуазного романа, они вобрали в себя терпкие соки народной смеховой культуры, которая еще в середине века врывалась в сборники насмешливых шванков, наполняя их площадным весельем, шутовским острословием, шумом и гамом. Собственно, таким сборником залихватских шванков и была веселая книжка о Тиле Уленшпигеле и его озорных похождениях, оставившая глубокий след в европейской литературе ряда веков.Подобно доктору Фаусту, Тиль Уленшпигель не был вымышленной фигурой. Согласно преданию, он жил в Германии в XIV в. Как местную достопримечательность в XVI в. в Мёльне (Шлезвиг) показывали его надгробье с изображением совы и зеркала. Выходец из крестьянской семьи, Тиль был неугомонным бродягой, балагуром, пройдохой, озорным подмастерьем, не склонявшим головы перед власть имущими. Именно таким запомнился он простым людям, любившим рассказывать о его проделках и дерзких шутках. Со временем из этих рассказов сложился сборник веселых шванков, в дальнейшем пополнявшийся анекдотами, заимствованными из различных книжных и устных источников. Тиль Уленшпигель становился легендарной собирательной фигурой, подобно тому как на Востоке такой собирательной фигурой был Ходжа Насреддин.

литература Средневековая , Средневековая литература , Эмиль Эрих Кестнер

Зарубежная литература для детей / Европейская старинная литература / Древние книги