Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

— Надюсь, отвтила донна Родригезъ: отъ такого милаго и любезнаго господина нельзя было и ожидать другаго отвта. Господинъ Донъ-Кихотъ, продолжала она, хоти вы меня видите теперь передъ вами въ самой средин королевства Арагонскаго, сидящую на этомъ стул, въ поношенномъ плать дуэньи, всю въ морщинахъ и ни на что негодвую, я тмъ не мене родомъ изъ Овіедо и Астуріи и происхожу отъ одной изъ самыхъ благородныхъ тамошнихъ фамилій. Но злая звзда моя и небрежность моихъ, прежде времени обднвшихъ родителей, сдлали то, что они привезли меня въ Мадритъ и, чтобы пристроить меня такъ какъ-нибудь и не довести до большаго несчастія, помстили швеей въ дон одной знатной даны; я должна сказать вамъ, господинъ Донъ-Кихотъ, что въ вышивк и разныхъ рукодліяхъ противъ меня не найдется ни одной женщины. Помстивши меня у этой даны, родные мои возвратились домой, и оттуда, какъ хорошіе христіане католики, отправились черезъ нсколько лтъ за небо. Посл нихъ я осталась сиротой, вынужденная питаться скуднымъ подаяніемъ и бдными милостями, которыми награждаютъ во дворцахъ знатныхъ особъ нашу сестру. Въ это время, безъ всякаго съ моей стороны повода, въ меня влюбился въ замк одинъ оруженосецъ, очень почтенный за видъ, но уже очень немолодой, бородатый и такой же благородной крови, какъ самъ король, потому что онъ былъ горецъ [16]. Про нашу любовь, не бывшую особенной тайной, узнала госпожа моя, и, чтобы охранить насъ отъ разныхъ сплетенъ и пересудъ, обвнчала насъ передъ лицомъ святой римско-католической церкви. Отъ этого единственнаго брака у меня, къ довершенію бды моей, родилась дочь; не то, чтобы я умерла во время родовъ, родила я, слава Богу, счастливо и во время, но скоро посл рожденія малютки умеръ мой мужъ, и умеръ онъ отъ такого испуга, что еслибъ у меня было время разсказать вамъ все это дло, такъ Боже мой, какъ бы вы удивились. — Съ послднимъ словомъ дуэнья принялась тихо всхлипывать, говоря Донъ-Кихоту: «простите мн, ваша милость, господинъ Донъ-Кихотъ, что длать, чуть только я вспомню про моего бднаго покойника, на глазахъ у меня выступаютъ слезы. Пресвятая Два! какъ важно возилъ онъ, бывало, госпожу мою позади себя на хребт могучаго мула, чернаго, какъ гагатъ; въ то время не знали еще ни каретъ, ни носилокъ, и даны здили, сидя на мулахъ, позади своихъ оруженосцевъ. И я не могу не разсказать вамъ одной исторіи, изъ которой вы увидите, какой вжливый былъ мой мужъ Разъ въ Мадрит, вызжали на улицу Сантъ Яго, которая немного узка, онъ увидлъ, что изъ одного дома выходитъ алькадъ съ двумя алгазилани. Замтивъ его, мой добрый оруженосецъ притворился, будто хочетъ повернуть мула и хать вслдъ за алькадомъ. «Что ты длаешь, несчастный, разв ты не видишь, что я здсь?» сказала ему госпожа моя, сидвшая позади его на мул. Какъ человкъ тоже вжливый, алькадъ придержалъ мула за узду и сказалъ моему нужу: «позжайте вашей дорогой, потому что это мн, по настоящему, слдовало бы сопутствовать госпож дон Кассильд«(такъ звалась моя госпожа). Мужъ мой, между тмъ, съ шляпой въ рукахъ, все настаивалъ на томъ, чтобы сопровождать алькада; и госпожа моя съ досады и злости взяла толстую булавку, или лучше сказать вытащила изъ своего футляра толстую шпильку и всунула ее въ животъ моему мужу, такъ что его всего покоробило, и онъ съ страшнымъ крикомъ повалился на землю вмст съ моей госпожей. Къ госпож въ туже минуту подбжали алькадъ и слуги, и подняли ее съ земли, а мужъ мой остался въ какой-то цирюльн, жалуясь, что у него исколоты вс внутренности. Происшествіе это стало извстно всмъ Гвадалквивирскимъ шалаганамъ, и мужъ мой своею вжливостію пріобрлъ такую славу, что малые ребята бгали за нимъ по улицамъ. Вслдствіе этой исторіи, да еще потому, что онъ былъ близорукъ, госпожа моя отослала его отъ себя, и тогда онъ умеръ, какъ мн кажется, съ горя, оставивши меня безпомощной вдовой съ маленькой дочерью, красота которой съ каждымъ днемъ увеличивалась на моихъ глазахъ, какъ пна морская. Такъ какъ я была извстная во всемъ город швейка, поэтому госпожа герцогиня, вышедшая тогда за мужъ за герцога моего господина, увезла меня съ моей дочерью въ королевство Аррагонское. Здсь дочь моя мало-по-малу росла, и наконецъ выросла и разцвла во всей прелести, поетъ она, какъ жаворонокъ, пляшетъ, какъ мышь, читаетъ и пишетъ, какъ школьный учитель и считаетъ, какъ ростовщикъ. Чистоплотна она до того, что текучая вода, кажется, не чище моей дочери, и теперь, если память не измняетъ мн, ей должно быть шестьнадцать лтъ, пять мсяцевъ и три дня, немного больше или меньше. Вотъ эта то дочь моя влюбилась здсь въ одного богатаго крестьянина, живущаго недалеко, въ имніи герцога, моего господина; не съумю сказать вамъ, какъ они тамъ связались, но только молодецъ этотъ, пообщавши жениться на моей дочери, соблазнилъ ее и теперь отказывается отъ своего слова. Хотя герцогъ, господинъ мой, знаетъ это дло, потому что я много разъ жаловалась ему на негодяя и просила велть этому обманщику жениться на моей дочери, но онъ не слушаетъ и не слышитъ моихъ просьбъ. Отецъ соблазнителя очень богатъ, даетъ герцогу деньги въ займы и готовъ исполнить всякую его причуду, поэтому герцогъ и не хочетъ длать ему никакой непріятности. Одна надежда на васъ, добрый господинъ мой; устройте вы какъ-нибудь это дло или словами или оружіемъ. Вы, говорятъ, пріхали сюда возстановлять правду, исправлять всякія бды и помогать несчастнымъ. Взгляните, ваша милость, съ состраданіемъ на мою обманутую дочь, взгляните на ея сиротство, молодость, ея прелесть и другія качества, о которыхъ я вамъ говорила. По чистой совсти скажу вамъ, что изъ всхъ женщинъ въ этомъ замк нтъ ни одной, которая бы стоила подошвы башмака ея; одна двушка здсь Альтизидора, которую считаютъ самой прекрасной и развязной, не подойдетъ къ моей дочери и на милю. Врьте мн, ваша милость, не все то золото, что блеститъ. У этой Альтизидоры больше чванства, чмъ красоты и больше наглости, чмъ стыда; кром того у нее пахнетъ изо рта такъ сильно, что возл нее нельзя пробыть одной минуты, и даже госпожа герцогиня… Но я промолчу объ этомъ, потому что и у стнъ, говорятъ, есть уши.