Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

— Вся бда моя въ тонъ, продолжала незнакомая двушка, что отецъ держитъ меня въ заперти, вотъ уже десять лтъ; съ тхъ самыхъ поръ, какъ черви земные дятъ мою мать. У насъ служатъ обдню въ богатой домовой каплиц, и во все это время я видла днемъ только солнце небесное, а ночью звзды и луну. Я не знаю, что такое улицы, города, храмы, ни даже что такое люди, потому что я не видла никого, кром моего отца, брата и Педро Переза, нашего фермера, который часто ходитъ къ намъ; чтобы заставить меня не знать моего отца, онъ выдаетъ себя за моего отца. Это вчное затворничество, это постоянное запрещеніе выходить изъ дому, даже въ церковь, повергли меня въ какую-то безвыходную грусть; и такъ я живу вотъ уже нсколько мсяцевъ. Я хотла увидть свтъ, или по крайней мр край, въ которомъ я родилась; мн казалось, что въ этомъ нтъ ничего предосудительнаго дня благородной молодой двушки. Когда я услышала, что на свт бываютъ бои быковъ, что на свт представляются комедіи и играютъ въ кольцо, я все спрашивала моего брата, — онъ только годомъ моложе меня, — что это такое, спрашивая его вмст съ тмъ о многомъ другомъ, чего я никогда не видла. Братъ отвчалъ мн, какъ умлъ, и только усиливалъ во мн желаніе увидть все это собственными глазами. Но чтобы передать исторію моей погибели, я должна сказать вамъ, что я просила, умоляла моего брата; о, лучше бы никогда не спрашивала его я ни о чемъ…. съ этими словами молодая двушка опять залилась слезами.

— Сдлайте одолженіе, продолжайте, сказалъ ей мажордомъ; скажите, что съ вами случилось: ваши слова и слезы держатъ насъ въ недоумніи.

— Еще иного остается выплакать мн слезъ, отвтила двушка, но немного остается сказать вамъ. Что длать? неблагоразумныя, дурно направленныя мечты всегда приводятъ къ печальнымъ послдствіямъ.

Красота молодой двушки тронула за душу метръ-д'отеля. Онъ еще разъ поднесъ въ лицу ея фонарь, чтобы еще разъ взглянуть на нее, и ему показалось, что изъ глазъ красавицы текли не слезы, а хрустальныя росинки, или даже жемчужины востока; и сильно хотлось ему, чтобы несчастіе ея было далеко не такое страшное, какъ это можно было предположить по ея вздохамъ и слезамъ. Губернатора между тмъ безпокоило то, что она не кончаетъ своего разсказа, и онъ попросилъ ее, наконецъ, не задерживать его, потому что уже поздно, а ему между тмъ остается обойти еще значительную часть города.

— Все мое несчастіе, вся бда моя въ томъ, продолжала двушка, что я попросила брата дать мн свое платье, въ которомъ я могла бы ночью, когда отецъ спитъ, осмотрть городъ. Докучаемый моими просьбами, братъ согласился, наконецъ, дать мн свое платье, а самъ одлся въ мое; и оно такъ пришлось ему, какъ будто нарочно сшито для него; у брата моего нтъ еще совсмъ усовъ, продолжала она, и въ моемъ плать онъ очень похожъ на хорошенькую молоденькую двушку. Толкаемые нашимъ глупымъ, неопредленнымъ желаніемъ, мы ушли переодтые — я думаю часъ тому назадъ — изъ дому, и когда захотли вернуться, тогда увидли большую толпу народа. «Сестра», оказалъ мн братъ, «это должно быть караулъ; повсь же ноги на шею и бги за мною; если насъ узнаютъ, бда намъ.» Сказавши это, онъ повернулся назадъ и пустился не бжать, а летть. Я же, пробжавши шесть шаговъ, упала, — такъ ужасно я испугалась; тутъ подошли во мн эти люди и привели къ вамъ; мн такъ стыдно теперь показаться передъ всми переодтой безстыдницей.

— И больше ничего не случилось съ вами? сказалъ Санчо; и вовсе, значитъ, не ревность, какъ вы говорили, заставила васъ уйти изъ дому?

— Больше ничего не случилось со мною, отвтила молодая двушка, и вовсе не ревность заставила меня уйти изъ дому, а только желаніе взглянуть на свтъ, или просто на здшнія улицы.

Въ эту минуту, какъ бы въ подтвержденіе словъ молодой двушки, стрлки привели ея брата, пойманнаго впереди сестры. Онъ былъ одтъ въ дорогую штофную юбку, покрытую голубымъ штофнымъ бурнусомъ съ золотой бахромою, на голов у него не было ничего, кром его волосъ, казавшихся золотыми кольцами; такіе были они свтлые и кудрявые.

Губернаторъ, мажордомъ и метръ-д'отель отвели его въ сторону и спросили такъ, чтобы ихъ не слышала молодая двушка, почему онъ одлся въ женское платье? Пристыженный и смущенный молодой человкъ разсказалъ имъ то же, что и его сестра, и своимъ разсказомъ до нельзя обрадовалъ успвшаго влюбиться въ незнакомую двушку метръ-д'отеля.

— Пустяки какіе-то вы говорите, сказалъ бглецамъ губернаторъ; разсказывая такую глупую шалость не къ чему столько плакать и вздыхать. Сказали бы прямо: я такой-то, я такая-то; мы вотъ такіе-то, ушли тихонько изъ дому, собственно изъ любопытства и безъ всякаго другаго намренія, и все было бы разсказано безъ вздоховъ и всхлипываній.

— Это правда, сказала молодая двушка, но я такъ была взволнована.