Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

Совтчикъ ушелъ, и кавалькада, отправилась дальше. Но Донъ-Кихота преслдовала такая толпа ребятишекъ и людей всякаго званія, желавшихъ прочесть надпись на спин рыцаря, что донъ-Антоніо принужденъ былъ, наконецъ, снять ее, притворившись, что онъ снимаетъ со спины Донъ-Кихота совсмъ что-то другое. Между темъ наступила ночь и Донъ-Кихотъ съ сопровождавшимъ его обществомъ возвратился къ донъ-Антоніо, къ которому собралось въ этотъ вечеръ много дамъ. Жена его, благородная, молодая, умная, любезная дама, пригласила къ себ на вечеръ дамское общество, что бы посмяться надъ Донъ-Кихотомъ. Почти вс приглашенные собрались на великолпный балъ, открывшійся около 10 часовъ вечера. Въ числ дамъ находилось нсколько очень веселыхъ, умвшихъ шутить, никого не сердя. Он заставили Донъ-Кихота танцовать до упаду. Интересно было видть танцующей — эту длинную, сухую, желтую, уныло-задумчивую и не особенно легкую фигуру въ добавокъ, ему мшало еще платье его. Двушки украдкой длали ему глазки и нашептывали признанія въ любви; и также украдкой, гордо отвчалъ рыцарь на вс эти любовныя признанія. Видя себя наконецъ подавляемымъ любовью, Донъ-Кихотъ возвысилъ голосъ и сказалъ: «fugite, partes adversae;» [23] ради Бога, успокойтесь, прекрасныя даны! подумайте, что въ сердц моемъ царитъ несравненная Дульцинея Тобозская и охраняетъ меня отъ всякаго другаго любовнаго ига.» Съ послднимъ словомъ онъ упалъ на подъ, совершенно усталый и измученный.

Донъ-Антоніо веллъ на рукахъ отнести рыцаря въ спальню, и первый кинулся къ нему Санчо. «Ловко отдлали васъ господинъ мой!» воскликнулъ онъ. «Неужели же таки вы, полагаете господа», продолжалъ онъ, обращаясь къ публик, «что вс люди на свт — плясуны, и вс странствующіе рыцари — мастера выдлывать разныя антраша. Клянусь Богомъ, вы сильно ошибаетесь, если думали это; между рыцарями — такіе есть, которые согласятся скоре убить великана, чмъ сдлать хоть одинъ прыжокъ. Если бы тутъ въ туфли играли, я бы отлично замнилъ вамъ моего господина, потому что дать себ подзатыльника — на это я мастеръ; но въ другихъ танцахъ я ничего не смыслю». Этой рчью и другими, подобными ей; Санчо до упаду уморилъ все общество: посл чего онъ отправился къ своему господину и хорошенько прикрылъ его одяломъ, чтобы пропотвши, рыцарь исцлился отъ бальной простуды. На другой день донъ-Антоніо ршился произвести опытъ съ очарованной головой, и отправился въ сопровожденіи Донъ-Кихота, Санчо, двухъ друзей своихъ и двухъ дамъ, такъ хорошо мучившихъ наканун Донъ-Кихота и ночевавшихъ въ дом донъ-Антоніо въ ту комнату, гд находилась знаменитая голова. Онъ разсказалъ гостямъ, какимъ чудеснымъ свойствомъ обладаетъ она, просилъ ихъ держать это въ тайн и за тмъ объявилъ, что сегодня онъ сдлаетъ съ ней первый опытъ. Кром двухъ друзей Антоніо, никто не былъ посвященъ въ эту тайну, и еслибъ донъ-Антоніо не предварилъ обо всемъ своихъ друзей, они тоже были бы удивлены не мене другихъ; такъ мастерски устроена была эта голова.

Первымъ подошелъ къ ней донъ Антоніо и тихо, но такъ что вс могли слышать его, сказалъ ей: «скажи мн голова, помощью чудесной силы твоей, о чемъ я думаю въ эту минуту?»

«Я не знаю чужихъ мыслей», звонко и отчетливо, но не шевеля губами, отвтила ему чудесная голова. Отвтъ этотъ ошеломилъ всхъ. Вс видли, что въ комнат и вокругъ стола не было живой души, которая могла бы отвтить вмсто бронзовой статуи.

— Сколько насъ здсь? продолжалъ донъ-Антоніо.

— Ты, двое друзей твоихъ, жена твоя, двое ея подругъ, знаменитый рыцарь Донъ-Кихотъ Ламанчскій и оруженосецъ его Санчо Пансо. Общее удивленіе удвоилось, и отъ ужаса у всхъ волосы поднялись дыбомъ донъ-Антоніо отошелъ отъ головы. «Съ меня довольно,» сказалъ онъ, «чтобы убдиться, что я не обманутъ тмъ, кто мн продалъ тебя — чудная, непостижимая, говорящая и отвчающая голова. Пусть другой спрашиваетъ тебя что знаетъ.»

Такъ какъ женщины вообще скоры и любопытны, поэтому посл донъ-Антоніо къ голов подошла одна изъ подругъ его жены.

— Скажи, чудесная голова, какъ сдлаться мн красавицей? спросила она.

— Сдлайся прекрасна душой.

— Больше мн ничего не нужно, — сказала дама.

— Голова, мн хотлось бы знать, любитъ ли меня мой мужъ? сказала другая пріятельница жены донъ-Антоніо.

— Наблюдай, какъ онъ ведетъ себя въ отношеніи тебя, и въ длахъ его ты увидишь: любитъ ли онъ тебя или нтъ? — отвтила голова.

— Чтобы услышать такой отвтъ, не къ чему было спрашивать! За человка, конечно, говорятъ дла его, сказала удаляясь замужняя женщина.

— Кто я такой? спросилъ голову одинъ изъ друзей донъ-Антоніо.

— Ты это самъ знаешь, — отвтила голова.

— Не въ томъ дло, но знаешь ли ты меня? продолжалъ вопрошатель.

— Знаю, — ты Педро Норицъ.

— Довольно, этотъ отвтъ увряетъ мня, что ты все знаешь.

Посл него къ голов подошелъ другой пріятель донъ-Антоніо.

— Скажи мн голова, чего желаетъ сынъ мой, наслдникъ маіората?

— Я уже сказала, что не знаю чужихъ мыслей — отвтила голова; впрочемъ скажу, сынъ твой желаетъ поскорй похоронить тебя.