Читаем Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание) полностью

Донъ-Кихотъ же терялся въ догадкахъ; въ голов у него толпилось тысяча различныхъ предположеній на счетъ того, что бы могли значить эти грубые эпитеты, которыми честили рыцаря и его оруженосца. Онъ убжденъ былъ только, что ему слдуетъ ожидать всего дурнаго и ничего хорошаго. Около часу по полуночи они пріхали, наконецъ, въ замокъ, въ тотъ самый герцогскій замовъ, въ которомъ Донъ-Кихотъ прожилъ столько времени. «Пресвятая Богородице»! воскликнулъ онъ, «что къ бы это могло значить такое? Въ этомъ замк все любезность, предупредительность, вжливость, но видно для побжденныхъ добро претворяется въ зло, а зло во что-нибудь еще худшее». Господинъ и слуга въхали на парадный дворъ герцогскаго замка, представлявшій такое зрлище. Которое могло лишь усилить удивленіе и удвоить ужасъ всякаго, какъ это мы увидимъ въ слдующей глав.

Глава LXIX

Всадники слзли съ коней, грубо подняли, при помощи пшеходовъ, Донъ-Кихота и Санчо и отнесли ихъ на дворъ замка; на которомъ горло на подставкахъ сто факеловъ, и пятьсотъ лампъ освщали выходившія на дворъ галереи, такъ что не смотря на темную ночь, не замчалось отсутствія дневнаго свта. Посреди двора, на два аршина отъ земли, возвышался катафалкъ, покрытый чернымъ бархатомъ и окруженный безчисленнымъ множествомъ зажженныхъ восковыхъ свчей въ серебряныхъ шандалахъ, и на немъ лежалъ трупъ молодой двушки, прекрасной даже въ гробу. Покрытая цвтной гирляндой, голова ея покоилась на парчевой подушк; въ скрещенныхъ на груди рукахъ она держала пальмовую втвь. Возл катафалка, возвышалась съ одной стороны эстрада, на которой возсдало два мнимыхъ или настоящихъ короля, съ воронами за голов и скипетромъ въ рукахъ. Внизу, возл лстницы, ведшей на эстраду, устроены были два другія сиднія, на которыхъ усадили Донъ-Кихота и Санчо, не говоря имъ ни слова и показывая знаками, чтобы они также молчали; но у рыцаря и его оруженосца языкъ и безъ того онмвалъ при этомъ необыкновенномъ зрлищ. Въ эту минуту на эстрад показались герцогъ и герцогиня, окруженные многочисленной свитой (Донъ-Кихотъ узналъ ихъ въ ту же минуту) — и услись на дорогихъ креслахъ, возл коронованныхъ лицъ.

Кто не изумился бы, глядя на всю эту странную сцену, особенно, если мы прибавимъ, что Донъ-Кихотъ узналъ въ мертвой двушк, лежавшей на катафалк, Альтизидору. При появленіи герцога и герцогини, Донъ-Кихотъ и Санчо низко поклонились имъ, и благородные хозяева отвтили на этотъ поклонъ легкимъ наклоненіемъ головы. Въ эту минуту къ Санчо подошелъ гайдукъ и накинулъ ему на плечи, длинную, черную камлотовую мантію, разрисованную пламенемъ, потомъ онъ снялъ съ головы Санчо шапку и надлъ ему остроконечную митру въ род тхъ, которыя надваютъ на головы осужденныхъ инквизиціею, сказавши ему въ то же время на ухо, чтобы онъ не раскрывалъ рта, или его заржутъ на мст. Осмотрвшись съ головы до ногъ, Санчо, увидлъ всего себя въ пламени, но оно не жгло и потому не слишкомъ безпокоило его. Снявши за тмъ съ головы своей митру, онъ увидлъ на ней разрисованныхъ чертей и, надвши ее тотчасъ же опять на голову, сказалъ себ потихоньку: «и то хорошо, что хотя пламя не сжигаетъ и черти не уносятъ меня». Донъ-Кихотъ также взглянулъ на своего оруженосца и при вид его не могъ не разсмяться, хотя онъ былъ испуганъ на этотъ разъ боле обыкновеннаго. Въ эту минуту на верху катафалка раздалась сладостная мелодія флейтъ, несмшиваемая ни съ какимъ человческимъ голосомъ, она разсыпалась въ воздух мягкими, томными звуками, а возл подушки, на которой покоился трупъ Альтизидоры, неожиданно появился прекрасный юноша, одтый по римски и подъ звуки лютни, находившейся въ рукахъ его, звонкимъ и пріятнымъ голосомъ проплъ слдующія строфы:

Тмъ временемъ, какъ въ чудномъ ожиданьиВозстанія изъ гроба этой двы,Погубленной жестокимъ Донъ-Кихотомъ,Дуэньи въ замк стануть облекатьсяВъ шелки, атласы, бархатъ и парчи,И въ очарованныхъ чертогахъ дамыНарядятся въ холщевые мшки,Я воспою на лир сладкозвучнойНесчастье и любовь Альтизидоры.Охолодлыми и мертвыми устамиНе перестану пть я красоты ея.Мой духъ, освобожденный отъ покрова смертныхъ,Поя ее перелетитъ чрезъ СтиксъИ остановитъ волны на водахъ забвенья………
Перейти на страницу:

Похожие книги

Театр
Театр

Тирсо де Молина принадлежит к драматургам так называемого «круга Лопе де Веги», но стоит в нем несколько особняком, предвосхищая некоторые более поздние тенденции в развитии испанской драмы, обретшие окончательную форму в творчестве П. Кальдерона. В частности, он стремится к созданию смысловой и сюжетной связи между основной и второстепенной интригой пьесы. Традиционно считается, что комедии Тирсо де Молины отличаются острым и смелым, особенно для монаха, юмором и сильными женскими образами. В разном ключе образ сильной женщины разрабатывается в пьесе «Антона Гарсия» («Antona Garcia», 1623), в комедиях «Мари-Эрнандес, галисийка» («Mari-Hernandez, la gallega», 1625) и «Благочестивая Марта» («Marta la piadosa», 1614), в библейской драме «Месть Фамари» («La venganza de Tamar», до 1614) и др.Первое русское издание собрания комедий Тирсо, в которое вошли:Осужденный за недостаток верыБлагочестивая МартаСевильский озорник, или Каменный гостьДон Хиль — Зеленые штаны

Тирсо де Молина

Драматургия / Комедия / Европейская старинная литература / Стихи и поэзия / Древние книги
Тиль Уленшпигель
Тиль Уленшпигель

Среди немецких народных книг XV–XVI вв. весьма заметное место занимают книги комического, нередко обличительно-комического характера. Далекие от рыцарского мифа и изысканного куртуазного романа, они вобрали в себя терпкие соки народной смеховой культуры, которая еще в середине века врывалась в сборники насмешливых шванков, наполняя их площадным весельем, шутовским острословием, шумом и гамом. Собственно, таким сборником залихватских шванков и была веселая книжка о Тиле Уленшпигеле и его озорных похождениях, оставившая глубокий след в европейской литературе ряда веков.Подобно доктору Фаусту, Тиль Уленшпигель не был вымышленной фигурой. Согласно преданию, он жил в Германии в XIV в. Как местную достопримечательность в XVI в. в Мёльне (Шлезвиг) показывали его надгробье с изображением совы и зеркала. Выходец из крестьянской семьи, Тиль был неугомонным бродягой, балагуром, пройдохой, озорным подмастерьем, не склонявшим головы перед власть имущими. Именно таким запомнился он простым людям, любившим рассказывать о его проделках и дерзких шутках. Со временем из этих рассказов сложился сборник веселых шванков, в дальнейшем пополнявшийся анекдотами, заимствованными из различных книжных и устных источников. Тиль Уленшпигель становился легендарной собирательной фигурой, подобно тому как на Востоке такой собирательной фигурой был Ходжа Насреддин.

литература Средневековая , Средневековая литература , Эмиль Эрих Кестнер

Зарубежная литература для детей / Европейская старинная литература / Древние книги