Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

— Должно быть я не совсмъ умерла, отвтила Альтизидора, потому что я не была въ аду; еслибъ я туда попала, такъ не выбралась бы оттуда, не смотря на все мое желаніе. Я только приближалась къ воротамъ его и увидла, что черти играли тамъ въ мячъ, одтые, какъ слдуетъ, въ камзолахъ и панталонахъ, съ валонскими воротниками, обшитыми кружевомъ и съ такими-же манжетами, высунувъ изъ подъ нихъ четыре пальца, чтобы руки казались длинне. Они держали зажженныя ракеты, и что особенно удивило меня, это то, что мячъ замняла имъ — небывалая и невиданная вещь — книга, наполненная пыжами и надутая втромъ. Но еще боле удивило меня то, что они не радовались, какъ всякіе игроки, выигрывая, и не печалились, проигрывая, а только ворчали, ругались и проклинали.

— Что къ тутъ удивительнаго? замтилъ Санчо; играютъ или не играютъ, выигрываютъ или проигрываютъ черти, они всегда недовольны.

— Должно быть такъ, отвтила Альтизидора, но вотъ что еще удивляетъ или удивило меня, это то, что мячъ, кинутый вверхъ, не падалъ назадъ, такъ что въ другой разъ его нельзя было подбросить и книги — новыя и старыя — такъ и летли одна за другой; между прочимъ одна изъ нихъ, вся въ огн, но совсмъ новая и отлично переплетенная, получила такого тумака, что вся разлетлась. «Посмотри, что это за книга, сказалъ одинъ чортъ другому. — Вторая часть Донъ-Кихота Ламанчскаго, отвтили ему, написанная не Сидъ-Гамедомъ, а какимъ-то тордезиласскимъ аррагонцемъ.» Вонъ ее отсюда, кликнулъ чортъ, швырнуть ее въ бездны ада, чтобы не видли ея мои глаза. «Разв это такая плохая книга?» спросилъ другой чортъ. Такая плохая, сказалъ первый, что — я самъ чортъ — не могъ бы написать ничего хуже. Потомъ они принялись играть другими книгами, а я постаралась запомнить это видніе, услышавъ о Донъ-Кихот, котораго я такъ пламенно люблю.

— Должно быть вы видли все это на яву, сказалъ Донъ-Кихотъ, потому что я одинъ на свт. Новая эта исторія переходитъ изъ рукъ въ руки, но всякій швыряетъ ее. Я впрочемъ нисколько не встревоженъ тмъ, что брожу, какъ привидніе, во мрак безднъ и по свту земному — потому что въ этой исторіи говорится вовсе не обо мн. Если она хороша, правдива, она проживетъ вка, если плоха, она скоро перейдетъ пространство, раздляющее колыбель ея отъ могилы.

Альтизидора вновь начала было жаловаться на безчувственность рыцаря, но Донъ-Кихотъ поспшилъ прервать ее: «я ужъ нсколько разъ говорилъ вамъ», сказалъ онъ, «что напрасно обратились вы съ вашей любовью ко мн; я не могу любить васъ взаимно, и могу предложить вамъ — одну только благодарность. Я рожденъ для Дульцинеи Тобозской, и если есть на свт рокъ, то онъ сохранилъ меня только для нее. Думать, что образъ другой красавицы можетъ затмить въ моемъ сердц образъ Дульцинеи, значитъ мечтать о невозможномъ; невозможное же останется невозможнымъ и это должно заставить васъ забыть обо мн«.

Услышавъ это, Альтизидора въ порыв притворнаго гнва воскликнула: «ахъ ты, доyъ-мерлюшка сушеная, ахъ ты чугунная душа, смертный ты грхъ, бездушнйшій негодяй изъ негодяевъ; если и вцплюсь теб въ лицо, я выцарапаю теб глаза. Неужели ты думаешь, донъ-избитый палками, донъ-побжденный, что я, въ самомъ дл, умирала изъ-за тебя? Да вдь передъ тобой играли сегодня ночью комедію! Стану я изъ-за такого верблюда умирать!

— Я тоже думаю, перебилъ Санчо; потому что когда говорятъ будто влюбленный умираетъ отъ любви, такъ вдь это говорятъ для смлу. Языкъ безъ костей, говорить можно что угодно, но чтобы умереть отъ любви, пусть Іуда предатель повритъ этому.

Въ эту минуту въ комнату Донъ-Кихота вошелъ музыкантъ, пвецъ и поэтъ, пвшій извстныя строфы надъ гробомъ Альтизидоры: «Прошу вашу милость», сказалъ онъ низко поклонившись рыцарю, «считать меня самымъ врнымъ и преданнымъ вашимъ слугой, я имъ сталъ давно, удивляясь вашимъ подвигамъ столько же, сколько вашей слав«

— Скажите, пожалуйста, кто вы такой? отвтилъ Донъ-Кихотъ, чтобы я могъ отвтить вамъ, какъ вы того заслуживаете. Молодой человкъ сказалъ, что онъ пвецъ и музыкантъ, пвшій этой ночью.

— У васъ превосходный голосъ, отвтилъ Донъ-Кихотъ, но только я долженъ сказать вамъ, что ваша пснь была совсмъ не кстати; что общаго имютъ стансы Гарсиласко съ смертью этой дамы.

— Ничего, отвтилъ музыкантъ; но мы, поэты, пишемъ, что намъ на умъ взбредетъ и крадемъ, что придется, не заботясь о томъ, кстати это или некстати, зная, что всякая проптая и написанная глупость сойдетъ намъ съ рукъ, какъ поэтическая вольность.

Домъ-Кихотъ собирался что-то отвтить, но ему посщалъ приходъ герцога и герцогини. Между хозяевами и гостемъ завязался тогда длинный и пріятный разговоръ, въ продолженіе котораго Санчо наговорилъ столько милыхъ вещей и такихъ злыхъ шутокъ, что вновь изумилъ герцога и герцогиню своей тонкой остротой, соединенной съ такимъ простодушіемъ. Донъ-Кихотъ просилъ герцога позволить ему отправиться сегодня же, сказавъ, что побжденнымъ рыцарямъ приличне жить въ свинушник, чмъ въ царственныхъ чертогахъ. Герцогъ охотно согласился на это, а герцогиня спросила его, золъ ли онъ на Альтизидору?